Следующие несколько часов я провела в состоянии странной прострации. Я механически вымыла посуду, протерла стол, но руки дрожали, а в голове стоял оглушительный гул. То, что произошло, не укладывалось ни в какие рамки. Я села в гостиной, пытаясь осмыслить случившееся, но мысли разбегались, цеплялись за физические ощущения, которые все еще жили в моем теле - глубокая, приятная ломота внутри, воспоминание о невероятной полноте, о том, как он заполнял каждую частичку меня.

Хорошо это или плохо? Вопрос висел в воздухе, тяжелый и безответный. С точки зрения морали, общества, моих собственных былых принципов это было чудовищно. Я воспользовалась беспомощностью человека, доверившегося мне. Я изменила мужу. Не просто мысленно, а самым физическим, грязным образом. Это было плохо. Очень плохо. Во мне поднималась волна тошноты от осознания собственного падения.

Но с другой стороны... Он же не пострадал. Он даже не проснулся. Он ничего не понял. Ему не было больно, не было неприятно. Для него этого просто не существовало. А для меня... Для меня это было первым за долгие-долгие годы опытом настоящего, животного, всепоглощающего сексуального удовлетворения. Того, о чем я даже боялась мечтать. Тело мое, еще не остывшее, сладко ныло и просило повторения. Стыд и наслаждение вели войну, и наслаждение, подкрепленное мощнейшими физиологическими реакциями, пока что побеждало.

Я решила не думать. Нельзя было думать. Если начать разматывать этот клубок, можно сойти с ума. Я просто сделаю вид, что ничего не было. Запру это в самом дальнем углу сознания и буду жить дальше. Как живется. Я же всегда так и делала, задвигала неудобные мысли, переживала трудности молча, шла дальше. Так будет и сейчас. Просто жить.

Чтобы заглушить внутренний диалог, я с яростью набросилась на уборку. Я вымыла все полы в доме, отдраила до блеска раковины и унитазы, перемыла посуду, которая уже сияла чистотой. Физический труд немного успокоил дрожь в руках, но не смог прогнать образы. Они всплывали в такт движениям швабры, его спокойное спящее лицо, ощущение его кожи под губами, тяжесть его тела подо мной.

К вечеру я была вымотана до предела и физически, и морально. Тело гудело от усталости, голова была тяжелой и пустой. Я сидела на кухне, пила чай и смотрела в окно на темнеющий сад, когда Витя наконец проснулся.

Он появился в дверях, потягиваясь, как медведь после спячки. Его лицо было свежим, отдохнувшим, глаза ясными. Он был полон сил, бодр и, судя по довольному выражению лица, совершенно не помнил ни вчерашнего страха, ни утренних слез.

— Тетя Лиля, я проголодался!

Я невольно улыбнулась. Его простодушие было заразительным и в то же время бесконечно далеким от той бури, что бушевала во мне.

— Сейчас, Витя, сделаю ужин.

Пока я разогревала еду, он бродил по кухне, трогал вещи, что-то напевал себе под нос. Его присутствие, обычно такое простое и нейтральное, теперь казалось мне заряженным скрытым смыслом. Мой взгляд то и дело скользил по его фигуре, останавливаясь на том месте, которое теперь знало меня куда лучше, чем он сам.

И в этот момент зазвонил телефон. Это был сосед, генерал Петрович. Голос его звучал тревожно и сдавленно.

— Лиля Васильевна... простите за беспокойство... сердце... прихватило сильно... Таблетки не очень помогают...

У меня само сердце упало. Сердечный приступ у старого человека - это всегда серьезно и страшно.

— Иван Петрович, не двигайтесь! Я бегу!

Я бросила трубку. Витя смотрел на меня вопросительно.

— Витя, мне срочно нужно к соседу. Он очень плохо себя чувствует. Ты посиди здесь, поешь. Я скоро.

— Тетя Лиля, можно я с тобой?

— Нет, нельзя. Он может испугаться. Ты останешься здесь. Запри дверь после меня и никуда не выходи. Никому не открывай. Договорились?

— Договорились, - кивнул он, но в его глазах мелькнула та самая детская тревога.

Я накинула куртку, схватила свою экстренную сумку с лекарствами и побежала. Дом генерала был через три участка. Я мчалась по темным дорожкам, спотыкаясь о корни деревьев, с одним страхом в голове - лишь бы успеть.

У Петровича действительно был сильный приступ стенокардии. Давление подскочило, он был бледен как полотно и жаловался на давящую боль за грудиной. Я сделала ему укол, дала таблетки, усадила в удобное положение, открыла окно для притока воздуха. Минут через двадцать ему стало заметно легче. Я оставалась рядом, измеряла давление, уговаривала выпить воды. Он был слаб, но опасность, похоже, миновала. Вызвать скорую он наотрез отказался -замучают эти в больницах. Пришлось пообещать, что завтра сама привезу к нему кардиолога из города.

Пробыла я у него в общей сложности около получаса. Когда, наконец, убедившись, что он стабилен и засыпает, я вышла из его дома, на душе было тяжело. От волнения за него и от накопившейся усталости.

Я почти бегом направилась к своему дому. Подойдя к калитке, я заметила неладное. Она была приоткрыта. Я всегда закрываю ее на засов. Сердце екнуло. Я толкнула калитку, подбежала к входной двери. Она... тоже была приоткрыта. Не нараспашку, но щель была достаточно широкой, и в дом тянуло холодным ночным воздухом.

— Витя? - позвала я, входя в прихожую.

В доме было тихо. Слишком тихо. И прохладно. Сквозняк гулял по коридору.

— Витя, ты где?

Я прошла на кухню - пусто. В гостиной - никого. Я взбежала наверх. Дверь в его комнату была открыта, свет горел, но комнаты он был пуст. Пижама валялась на кровати.

Паника, холодная и липкая, начала подниматься по моей гортани.

— ВИТЯ!

Я обежала весь дом - второй этаж, первый, даже спустилась в полуподвальную кладовку. Его нигде не было. Окна были закрыты. Значит, он вышел через дверь. И не закрыл ее за собой.

Мысли смешались в хаос. Он испугался один? Побежал искать меня? Или его кто-то увел? Боже, он же как ребенок, он может пойти куда угодно, может попасть под машину, его могут обидеть...

Первым делом я позвонила в службу охраны поселка. Дежурный ответил не сразу.

— Охрана, слушаю.

— Это Лиля Васильевна, дом на Вишневой, 15. У меня пропал человек! Мой... подопечный. Взрослый мужчина, но с ментальными особенностями. Он мог выйти из поселка. Вы не видели?

— Минуточку... - послышались какие-то переговоры в трубке, голоса на заднем плане. - Да, действительно. Примерно минут двадцать назад к нашему посту подходил мужчина. Вел себя странно, что-то бормотал, спрашивал про тетю. Мы... гм... подумали, что он не в себе, возможно, под веществами. Попросили его удалиться. Он не сопротивлялся, пошел в сторону шоссе.

Меня бросило в жар. «Попросили удалиться» - это означало, что его просто выпроводили за ворота, в ночь, на незнакомую трассу.

— Как же так?! - почти закричала я в трубку. - Я же говорила всем в чате, что у меня живет особенный человек! Он мог потеряться!

— Лиля Васильевна, успокойтесь. Мы не знали, что это ваш... Он был одет не по погоде, в одной футболке и спортивных штанах. Выглядел... неадекватно. Протокол такой - посторонних, вызывающих подозрения, не пускать. Мы сейчас сообщим в полицию.

Полиция. Это означало часы ожидания, протоколы, возможно, даже скандал. А Витя тем временем один в ночи.

— Я сама поеду искать, - отрезала я. - А вы оповестите все патрульные машины в округе, если увидите.

Я бросила трубку, затем схватила телефон и написала срочное сообщение в общий чат поселка, описала Витю, просила помочь, если кто увидит. Ответы посыпались почти мгновенно - соболезнующие, советы, но ни одной зацепки.

Я наскоро натянула поверх домашних вещей теплую куртку, шапку, перчатки. Ноги сами понесли меня к посту охраны на выезде из поселка. Ночь была темной, морозной, ветер срывал последние листья с деревьев и больно хлестал по лицу.

Охранники в будке, двое молодых парней, выглядели виноватыми.

— Он пошел туда, - один из них показал на темноту за шлагбаумом. - Мы хотели проводить, но тут как раз подъезжала газель, пришлось заниматься пропуском... А он ушел.

— Куда ушел? На остановку?

— Да, вроде как к остановке.

От поселка до ближайшей остановки общественного транспорта шла узкая обочина вдоль оживленного шоссе. Без освещения. Я представила Виту, бредущего там в одной футболке, и у меня перехватило дыхание.

— Мне нужна ваша машина! - потребовала я. - Чтобы догнать его! Он мог сесть в автобус!

Охранники переглянулись. У них был служебный уазик.

— Мы не можем бросить пост...

— Ради бога! Это же человек! Он замерзнет или попадет под машину! Я буду звонить вашему начальнику!

Угроза подействовала. Через минуту мы уже мчались по шоссе в стареньком уазике, один из охранников за рулем, я рядом, впиваясь глазами в темноту за стеклом. Фары выхватывали из мрака кусты, рекламные щиты, редких пешеходов, но не Витю.

— Автобус по этому маршруту ходит раз в час, последний должен быть около полуночи, - сказал охранник. - Если он сел, то мы можем успеть его догнать до города.

Город начинался примерно в десяти километрах. Мы неслись, почти не сбавляя скорости на поворотах. Я вся была одним сплошным нервом, молясь про себя, чтобы он был в автобусе, чтобы с ним ничего не случилось.

И вот, уже на подъезде к городской черте, впереди показались красные огни остановившегося автобуса. Он стоял у павильона, высаживал людей.

— Вот он! - выдохнула я.

Уазик резко притормозил перед автобусом. Я выскочила, даже не поблагодарив водителя, и вбежала в салон. Водитель, пожилой мужчина с усталым лицом, с удивлением посмотрел на меня.

— Вам куда?

— Я ищу человека! Молодой мужчина, в футболке, спортивных штанах... Вы его подбирали?

Водитель кивнул в конец салона.

— Вон там сидит. Странный какой-то. Не говорил, куда едет.

Я прошла по проходу. И увидела его.

Витя сидел на самом последнем сиденье, прижавшись к окну. Он был бледен, губы посинели от холода, он дрожал мелкой дрожью, обхватив себя руками. Увидев меня, он не просиял, не улыбнулся. В его огромных глазах был только животный, первобытный страх и беспомощность. Он сжался еще сильнее, будто ожидая, что я его сейчас отругаю, ударю, выгоню.

Что-то оборвалось у меня внутри. Вся моя ложь, все мои греховные мысли, вся эта грязная история с его телом - все это разом померкло перед этой картиной. Перед этим напуганным, замерзшим ребенком в теле мужчины, которого я должна была защитить и оберегать, а вместо этого... вместо этого я думала только о себе и своих низменных желаниях.

— Витя... - голос мой сорвался. Я подошла и просто опустилась перед ним на колени в проходе автобуса, обняла его замерзшие, дрожащие плечи. - Витя, я здесь. Все хорошо.

Он замер на секунду, потом его тело обмякло. Он глухо всхлипнул и уткнулся лицом мне в шею, обвив меня руками с такой силой, что у меня захрустели ребра. Он не плакал громко. Он просто тихо скулил, как щенок, которого нашли после долгой разлуки.

— Тетя Лиля... Я испугался... Ты не приходила... Я пошел искать... Там было темно... и холодно...

— Я знаю, знаю. Это я виновата. Я не предупредила, что задержусь. Прости меня. Больше так не будет.

Мы сидели так, посреди почти пустого автобуса, под недоуменными взглядами водителя и пары оставшихся пассажиров. Мне было все равно. Я гладила его взъерошенные волосы, прижимала к себе, пытаясь согреть его дрожь. Стыд горел во мне раскаленным металлом. Какая же я была эгоистка. Какая слепая, глухая, озабоченная только собой.

Поездка обратно в уазике охраны прошла в тишине. Витя прижался ко мне и почти сразу уснул, истощенный переживаниями и холодом. Я смотрела в темное окно, и в душе воцарилась пустота. Пустота и холод. Дома я усадила его на кухне, завернула в плед, заставила выпить горячего сладкого чая. Он пил послушно, большими глотками, и постепенно краска возвращалась к его щекам, дрожь прекратилась. Я намазала ему синяк на руке, который он, видимо, получил, споткнувшись на улице.

Только когда он окончательно пришел в себя, я позволила себе вздохнуть. И тут заметила, что на телефоне горит значок пропущенного вызова и сообщение. От Гриши.

«Лиль, все сложно. Придется задержаться еще на несколько дней. Клиент устраивает разборки, угрожает судом. Буду тут разгребать. Как ты? Как Витя? Целую. Сообщи, если что.»

Несколько дней. Еще несколько дней я буду одна с ним. Раньше эта мысль вызвала бы во мне всплеск темного, запретного возбуждения. Теперь же она лишь добавила тяжести. Я чувствовала себя в ловушке. В ловушке собственной слабости, своих желаний и этой чудовищной ответственности.

Витя, отогревшись, словно прилип ко мне. Он боялся отпускать меня даже на шаг. Если я шла на кухню - он шел за мной. Если я присаживалась - он садился рядом и тихонько держал меня за край халата. Его детский страх одиночества и покинутости был теперь направлен на меня. И это было невыносимо. Потому что я-то знала, какая я на самом деле. Знала, что способна на грязное предательство его доверия.

Мы легли спать поздно. Я была опустошена, как после тяжелой болезни. Я просто рухнула в свою постель, даже не почистив зубы как следует. Витя сначала пошел к себе, но я слышала, как он ворочается за стеной. Потом тихие шаги в коридоре. Моя дверь скрипнула.

— Тетя Лиля?

— Да, Витя?

— Можно я тут? Я боюсь.

У меня не хватило сил отказывать. Да и не хотелось. После сегодняшнего я сама боялась оставлять его одного.

— Ложись.

Он осторожно пристроился с краю огромной кровати, свернувшись калачиком. Через несколько минут его дыхание стало ровным. И я провалилась в тяжелый, безсоновный сон, полный обрывков кошмаров - темные дороги, крики, и его огромные, полные упрека глаза.

Я проснулась среди ночи от движений. Рядом лежал не Гриша. Лежал Витя. Он перевернулся на спину и храпел тихо, по-детски посапывая. Одна его рука была заброшена за голову, другая лежала на животе. Одеяло сползло. Он был в одних трусах, и его член, вывалившийся из-под резинки, стоял в полной, величественной эрекции. Даже во сне его тело жило своей жизнью.

Я лежала и смотрела. Усталость все еще давила на веки, но внизу живота, предательски и неумолимо, затеплился тот самый знакомый огонек. После всего, что было сегодня - после страха, паники, раскаяния - мое тело, глупое и неразумное, снова откликалось на этот вид. Стыд пытался задуть эту искру, но она лишь разгоралась, подпитываясь близостью, теплом его тела, воспоминаниями об утреннем удовольствии.

«Нет, - шептал разум. - Ты же видела, каким он был. Ты обещала себе. Это неправильно. Это мерзко.»

«Но он спит, - отвечало тело. - Он ничего не почувствует. Ты так устала. Ты заслужила хоть каплю удовольствия после этого кошмара. Все равно уже было. Один раз, другой - какая разница?»

Я медленно, как во сне, приподнялась на локте. Посмотрела на его лицо. Он спал крепко, губы чуть приоткрыты. Я медленно, будто не своими руками, откинула одеяло. Придвинулась ближе. И опустила голову.

Я взяла его в рот. Сначала просто обхватив губами горячую, упругую головку. Потом глубже. Он был огромным, даже больше, чем я помнила. Я двигалась медленно, осторожно, боясь разбудить его, но в то же время с отчаянной жадностью, пытаясь вобрать в себя как можно больше этого ощущения силы, мощи, запретности.

И тут я подняла глаза. И увидела, что его глаза открыты.

Он не спал. Он смотрел на меня. Не со страхом, не с отвращением. С огромным, детским удивлением. И... интересом? Его дыхание стало чуть чаще.

Я замерла, не выпуская его изо рта. Что теперь? Отпрянуть? Сделать вид, что ничего не было? Но он уже видел. Он видел все.

И тогда, в его глазах, я увидела нечто новое. Не детскую растерянность, а чистую, неподдельную физическую реакцию. Ему было хорошо. Его тело отзывалось на мои действия, и это отражение удовольствия читалось в его взгляде. Он не понимал, что происходит, но ему нравилось то, что он чувствовал.

Мы смотрели друг на друга. Я - снизу вверх, с его членом во рту. Он - сверху вниз, с тихим изумлением на лице. И в этот момент во мне что-то переломилось. Пал последний барьер - барьер его неведения. Теперь он был не просто объектом, не спящей куклой. Он был соучастником. Пассивным, наивным, но соучастником.

«Будь что будет», - пронеслось в голове.

И я продолжила. Уже не скрываясь. Глядя ему в глаза. Я работала губами и языком, стараясь, наблюдая за его реакцией. Его веки задрожали, дыхание стало прерывистым. Он лежал неподвижно, как завороженный, лишь его живот начал чуть подрагивать.

И тогда это случилось. Его тело напряглось, он тихо вскрикнул - не слово, а просто звук, похожий на стон. Теплая, солоноватая струя ударила мне в горло. Я не отстранилась, приняв все, что он дал.

А потом... потом Витя рассмеялся. Тихим, счастливым, детским смехом. Он захихикал и попытался отодвинуться, прикрываясь руками.

— Щекотно, тетя Лиля! Ха-ха-ха! Щекотно!

В его смехе не было ни капли осознания происходящего. Это была реакция на новое, странное, интенсивное ощущение, которое его тело испытало впервые в жизни. Оргазм. Но для него это было просто «щекотанием».

Я отстранилась, села на кровати, вытирая губы тыльной стороной руки. Во мне бушевали противоречия. С одной стороны животный триумф, удовлетворение от того, что я довела его до конца, от того, что он получил удовольствие. С другой - леденящий ужас. Он проснулся. Он видел. Теперь все изменилось. И надо было как-то это объяснить. Замаскировать. Для него. И для себя. И для Гриши, если он вдруг что-то заподозрит.

Я взяла его за руку. Он перестал смеяться, смотрел на меня большими, доверчивыми глазами.

— Витя, - сказала я как можно более мягко и спокойно. - Это такой... особенный поцелуй. Понимаешь? Когда близкие люди, которые очень любят друг друга... они иногда так целуются. Это знак большой любви и доверия.

Я говорила это, и внутри меня все сжималось от лжи. Но я видела, как его лицо проясняется, как он кивает, стараясь понять.

— Витя любит тетю Лилю, - серьезно заявил он.

— И тетя Лиля любит Витю, - автоматически ответила я.

День прошел на удивление спокойно. Витя был послушным, ласковым, словно между нами возникла новая, тайная связь. Он часто смотрел на меня задумчиво, но не спрашивал больше ни о чем. Я же старалась вести себя как обычно, но внутри была буря. Послеобеденное время я решила посвятить его развитию. Мы сели за стол, я достала детские прописи и счеты. Он умел читать по слогам и писать печатными буквами, знал цифры до ста. Но воспринимал это все как игру, как забавные картинки. Мы занимались, и я ловила себя на том, что смотрю не на тетрадь, а на его крупные, неуклюжие руки, держащие карандаш, на его сконцентрированное лицо с высунутым кончиком языка.

А вечером, когда стемнело и мы сидели в гостиной, он неожиданно спросил

— Тетя Лиля, а если Витя вас любит... можно Витя целовать вас... так же?

Он посмотрел на меня своими чистыми глазами, и в них читалась не похоть, а детское любопытство и желание сделать приятное. Повторить ту «игру», которая ему понравилась.

— Пока не надо, Витя, - быстро ответила я, чувствуя, как краснею.

— А тетя поцелует Витю туда еще? - не унимался он.

Это был прямой вопрос. И в нем не было ничего грязного. Была только просьба о повторении приятного ощущения. Как ребенок просит повторить щекотку или катание на плечах.

И внутри меня все запылало. Разум сдался. Границы, которые я пыталась выстроить за день, рухнули в одно мгновение. Его простой вопрос разжег во мне тот самый огонь, который тлел все это время. Тело отозвалось мгновенной, влажной волной желания. Я хотела его. Не как объект для заботы. А как мужчину. Хотела снова почувствовать его внутри себя. Хотела этой близости, этого запретного соединения.

Я медленно встала, подошла к нему, сидевшему на диване. Без слов я опустилась перед ним на колени. Мои руки дрожали, когда я стянула с него спортивные штаны и трусы. Его член, уже наполовину возбужденный от моего приближения, от моего взгляда, быстро пришел в состояние полной боевой готовности. Он был великолепен. Огромный, темно-розовый, с набухшими венами, он пульсировал в такт моему бешеному сердцебиению.

Я не стала сразу брать его в рот. Я наклонилась и поцеловала его. Сначала в основание, потом медленно, проводя губами по всей длине, до самой головки. Он вздрогнул и тихо ахнул. Потом я взяла его в рот. Глубоко. Насколько могла. И начала работать. Не спеша, смачно, наслаждаясь каждым движением, каждым вкусом, каждой реакцией его тела. Он сидел, откинув голову на спинку дивана, его руки беспомощно лежали на коленях, из горла вырывались тихие, хриплые звуки. Он уже не смеялся. Он просто чувствовал. Погружался в новые, неведомые ощущения.

Но мне было мало этого. Мое собственное желание кричало внутри, требовало большего. Я отпустила его, посмотрела ему в глаза. Они были мутными от наслаждения, но все еще детскими, вопрошающими.

— Витя, давай поиграем в другую игру.

— Давай, тетя Лиля, - прошептал он охрипшим голосом.

Я встала, повернулась к нему спиной, и, не отводя взгляда, сняла с себя трусики. Потом опустилась на четвереньки на мягкий ковер перед диваном.

— Витя, подойди сюда. Встань сзади меня.

Он послушно поднялся, подошел. Его член стоял колом, на уровне моей спины. Я взяла его рукой, ощутив его вес и твердость, и направила к своему входу. Я была мокрой насквозь, готовой принять его.

— Витя, тебе нужно... толкать его. В меня. Вот так.

Я сама чуть подала назад, помогая ему войти. Головка уперлась, раздвинула губы и начала медленно проникать внутрь. Он был так велик, что первые сантиметры дались с трудом, с жжением. Но я уже не могла остановиться.

— Да... - прошипела я. - Только чуть медленнее, Витя. Медленнее и осторожнее.

Он послушался. Он был удивительно послушным партнером. Он вошел в меня полностью, медленно, с бесконечной осторожностью, как будто боялся сломать хрупкую игрушку. И когда он оказался внутри до самого основания, я задохнулась от переполнявших меня чувств. Это было даже сильнее, чем утром. Потому что теперь он был не пассивен. Он был здесь, с ним, и он делал это сознательно, даже если и не до конца понимал суть происходящего.

— Вот так, - выдохнула я, когда он замер, не зная, что делать дальше. - Теперь... двигайся. Назад... и вперед.

Он попробовал. Неуверенно, робко вынул себя почти полностью и снова вошел. Это было неловко, угловато, но невероятно, дико возбуждающе. Он быстро освоился. Его движения стали увереннее, ритмичнее. Он держал меня за бедра своими большими руками и осторожно, но настойчиво трахал меня, погружаясь все глубже с каждым толчком.

— Снова щекотно... - пробормотал он, но в его голосе уже не было смеха. Был тяжелый, прерывистый звук удовольствия.

— Да, Витя... вот так... чуть глубже... да...

Я сама начала двигаться навстречу ему, помогая, находя нужный угол. Ощущение его внутри было всепоглощающим. Он заполнял меня, растягивал, доставал до самых потаенных, глубоких мест, о существовании которых я и сама забыла. Волны наслаждения начали накатывать одна за другой, сливаясь в один сплошной огненный вал.

Оргазм накрыл меня с такой силой, что я едва не потеряла сознание. Я громко застонала, забыв обо всем, мое тело затряслось в конвульсиях, я провалилась в пучину чистого, животного экстаза. Когда спазмы стали стихать, я, вся дрожа, сползла с его члена и рухнула на бок на ковер, не в силах пошевелиться.

Витя испуганно присел рядом.

— Тете Лили больно?

В его голосе была настоящая тревога. Он видел мои судороги, слышал мои стоны и решил, что причинил мне вред.

— Нет, Витя... - я с трудом открыла глаза, улыбнулась ему блаженной, уставшей улыбкой. - Тете Лили очень... очень хорошо.

Его лицо прояснилось. И тогда, движимая новой волной благодарности и желания доставить удовольствие ему, я потянула его к себе. Развернулась и взяла его все еще твердый, блестящий от моих соков член в рот. Он слабо попытался сопротивляться.

— Тетя, щекотно уже...

— Сейчас, Витя, сейчас.

Я хотела, чтобы он кончил. Чтобы он снова испытал это «щекотание». Чтобы мы были квиты. Я работала ртом и руками, стараясь, подбирая ритм. Ему потребовалось больше времени, но в конце концов его тело снова напряглось, и он со смехом, который теперь звучал уже более глубоко, почти по-мужски хрипло, излился мне в рот.

— Ой, ха-ха-ха! Щекотно, тетя Лиля!

Мы лежали там, на ковре в гостиной, в полной темноте, если не считать свет уличного фонаря из окна. Я прижалась к его горячему, потному боку, обняла его. Он тут же обвил меня своими руками, положил голову мне на грудь. И через минуту его дыхание стало глубоким и ровным. Он уснул.

Я лежала, глядя в потолок. Стыд вернулся. Но на этот раз он был тихим, отдаленным, как эхо из другого измерения. Его заглушала физическая усталость, приятная ломота в мышцах и глубокая, незнакомая сытость внизу живота. Я переступила все мыслимые границы. Я стала тем, кем никогда не хотела быть. Но в объятиях этого большого, наивного ребенка, чье доверие я так гнусно предала, я чувствовала странное, извращенное спокойствие.

«Будь что будет», - еще раз подумала я, закрывая глаза. И провалилась в сон, такой же тяжелый и беспробудный, как и его.

Тяжелый понедельник позади, наслаждайтесь мои любимые "извращенцы" и не забываем что у меня есть страничка

https://boosty.to/cuckoldpornstory

Там уже 4 и 5 часть.

И не забываем про мой ТГ канал https://t.me/cuckoldpornstory