В паре кварталов от него, как и всегда, ярко горели окна корпусов женской зоны за кирпичным забором...Он напряженно сверил их глазами и думал...Ну ладно у них, блядей выбора нет, сами себе отлизывают, самотыками ставятся по тухлой вене...А я-то чего...Драть какую-то сраную парчуху, представляя, что это Катька...да, это...это, сыка предательство мечты, это, сыка полный беспредел и зашквар самого себя, внезапно возмутился он...Так, а хули я завис-то тогда, резко очнулся он. У меня-же все козыри ёпт... пока не закрыли по 228...

«Он был старше её, она была хороша, в её маленьком теле гостила душа...», - напевая Лехан вышел из вонючего подъезда на ночную улицу, вдыхая всей грудью свежий воздух. В небе горели звезды. Декабрь выдался холодным.

– Лехан! вдруг совсем близко раздался знакомый голос.

– Чо! – нервно дернулся Кишкин и увидел, как из темноты появилась знакомая фигура. Знакомца звали Саня-Клифт. Или просто Клифт. Неприятный тип возрастом за полтинник, мосластый с морщинистым, скуластым лицом. Проведя полжизни в лагерях он, откинувшись, косил под авторитета – драповое пальто до земли, лакированные туфли, толстая цепь цыганского золота на шее.

– Здоров, Клифт! Давно не виделись! – ответил Лехан.

– Это точно...

Клифт протянул ему клешню в затейливых синих перстнях. Лехан из надорванного кармана бомбера вытянул пачку «Примы», они закурили.

– Ты откуда такой довольный? – спросил Лехан.

– От Ашурковых иду, долг у них забрал. А пока он за водкой бегал я его жене за щеку присунул, прикинь!

– Да ладно, удивился Лехан. Как это ты ухитрился, она же не блядь какая-то? Училка с нашей школы.

– Женщины любопытны, хохотнул Клифт...Какие интересные у вас татуировки Александр, говорит. А я ей - посмотри лучше, какой у меня пейзаж на пузе выколот и штаны расстегиваю. Она, дура и посмотрела! Сразу конечно в рот не взяла, не занимаюсь я таким, говорит, но разок в ухо получила и больше не пылила. В аккурат проглотить успела, перед тем, как муж с лабаза вернулся. Я ей говорю - скажи, спасибо Александр Василич за науку, теперь если с работы выпрут не пропадешь, на кусок хлеба всегда заработаешь! Она хлебало вытерла, водички попила и как будто ничего и не было промеж нас. А ты говоришь, учительница епта, довольно осклабился Клифт.

Пряча лица от колючего ветра они торопливо шли на фатеру к Клифту, затарившись водкой и етьбой на полученные у Ашурковых долговые лавешки.

В хате у Клифта было примерно, как в тюремной камере, серо, скучно, ничего лишнего, но по пацанским понятиям аккуратно подметено и прибрано. "Зачем топтать мою любовь? Её и так почти не стало..." - задушевно и уютно лилось из радиоточки на крашеной зеленой краской стене кухни. Первые пол-литра они выпили быстро, практически не закусывая. Потом еще полбанки, уже не торопясь. Хронологию загула Лехану запомнить не удалось. Последнее что отложилось в памяти, это как Клифт сосредоточенно кипятил дозу в гнутой ложке, готовил баян и брал контроль, вытягивая поршень... Они укололись и Лехан, воспарив под желтый от табака потолок хрущевки улетел в Вальгалу к своей недоступной, грудастой Катьке.

Между тем более крепкий и привычный к хмурому Клифт спать не хотел. Не для того бухали да ставились, чтобы спать, справедливо рассуждал прошаренный жулик. Глядя на желтый фонарь в черном окне он вспомнил караульные вышки с прожектерами, пересылки и наконец, свое недавнее приключение с грудастой женой Ашуркова. Надо будет навестить телочку еще разок возбужденно прикинул он, буквально физически ощущая ее пухлые губы на своей залупе. Он потеребил свой болт и болт с благодарностью немедленно откликнулся, приподнялся, оттянув стильные, по мнению Клифта, габардиновые штаны в полоску. Надо что-то с этим делать, но что?- озабочено подумал бывалый сиделец и внимательно посмотрел на собутыльника, спавшего на старой бабкиной тахте с красными кирпичами вместо ножек.

Он пошатнувшись поднялся и, приблизившись присел рядом с Леханом, лежавшим на животе и уткнувшимся небритой мордой в плоскую подушку.

— Эх грехи наши тяжкие, размашисто перекрестившись выдохнул Клифт и решительно спустил с приятеля линялые спортивки вместе с трусами. Осторожно ковырнул там указательным пальцем. Уже увереннее с трудом в натяг сунул его глубже. Сообразив, что так дело не пойдет, отрезал брусок темно- желтого маргарина и подслеповато щурясь, пропихнул пищевой продукт в приоткрывшийся гудок Лехана. Подождал пока маргарин подтает и навалившись сверху довольно легко задвинул свою мясистую колбасу в расслабленную задницу, теперь уже бывшего правильного пацана Лёхи Кишкина.

Лехан, между тем, ментально, будучи в Вальгале разыскал таки там красавицу Катьку и уболтал ее на соитие под апельсиновым деревом с крупными оранжевыми плодами. Катька блудливо улыбаясь с готовностью задрала подол и оголив белую, пышную задницу встала раком, изящно выгибая спину. Лехан достав выгнутый коромыслом член, уже было прицелился в сочную, мохнатую вагину ее, но тут почувствовал нечто худое и неладное. Некое странное и непонятное неудобство появилось в теле. Было в этом что-то враждебное и чуждое, как будто ксеноморф из фильма «Чужой» поселился в нем и пытается там размножиться. Вальгала и Катька вдруг куда-то разом исчезли, а перед глазами появилась серая, сатиновая наволочка с треснувшей пуговицей. Пение райских птиц внезапно трансформировалось в жуткий скрип пружин тахты покойной бабки хозяина квартиры. Но самое удивительное было то, что в жопе было ощущение, что он мощно срет в себя самого. Буквально засасывает в себя собственное дерьмо. Учитывая, что мозг Лехана буквально плавал в смеси синьки с марафетом ему понадобилось некоторое время, чтобы понять, что его коварно и беспардонно ебут. При чем ебут явно по беспределу, а не потому, что он запорол какой-то непростительный в кругу его общения косяк.

.- Слезь с меня пидарас, завопил истерично Лехан осознавая, что он теперь больше не пацан и на районе жизни ему уже не будет.

– Э, ты за метлой-то следи, баклан - строго, но добродушно сказал Саня-Клифт, продолжая не останавливаясь полировать его прямую кишку.

— Хорош бля, Саня, захрипел Кишкин, безуспешно пытаясь вылезти из под крепкого, закаленного на лесоповале собутыльника.

– Потерпи малеха, братуха. Имей совесть, не ломай кайф, епта. Еще пару минут и все, сопя ему в затылок, пробубнил опытный сиделец.

Лехану скрипя зубами действительно осталось только терпеть, инстинктивно сжимая очко, поскольку внезапно ему сильно захотелось срать. Наконец Клифт довольно урча кончил и Лехан сжимая тощую задницу руками, засеменил на дальняк, путаясь в измазанных чем-то липким штанах.

– Ну чо, корешок, понравилось? – осклабился Клифт, когда Лехан в расстроенных чувствах вышел из сортира. Лехан молча сопел не зная, что сказать в ответ.

Петухов Леха Кишкин никогда за людей не считал и очень гордился тем, что был натуралом. Тем более что других поводов для гордости у него никогда не было. Теперь вот и этого нет. Была у волкА одна песня, да и ту отобрали, грустно вспомнил он пацанскую присказку.

Не ссы Лехан, один раз не считается, балагурил Клифт. Выручил ты меня. Спас, можно сказать. Да не смуряй, пацан, не скажу я никому, зато всё теперь у тебя будет в ёлочку! Если что, терки какие, ты теперь сразу ко мне. Ты проявил уважение и я это ценю, не забуду. Присаживайся давай, накатим по соточке за взаимовыручку. Согласись, грех за такое не выпить-то.... Они выпили. Лехан продолжал молчать, задница малеха ныла укоризненно напоминая ему о состоявшейся близости с собутыльником.

– Ты, это, давай закусывай, браток, погоди только, я тебе щас персональную ложку с дыркой подгоню, весело заржал Клифт искренне, по-детски радуясь своей шутке.

— Пойду я, наконец открыл рот Кишкин.

— Да куда ж ты пойдешь, братуха? Оставайся, ночуй у меня, места хватит, с деланой заботой засуетился мужик поднимаясь со стула...