В конюшне было тихо, только тени от заходящего солнца лениво ползали по потрепанным доскам пола. Сквозь щели в стенах завывал ветер, будто его тянуло внутрь, к чему-то горячему и запретному, словно мотылёк, притягиваемый светом. Воздух был густой, пропитанный запахом пота, секса и какой-то животной похоти. А в центре всего этого — Марина, её миниатюрное тело, словно использованная тряпка, и, подобно пробке, запихнуто в механической утробе устройства для спаривания лошадей. Её задница, торчащая из узкого отверстия, выглядела как приглашение, как будто просила: «Смотри, трогай, делай что хочешь».

Её попка была когда-то аппетитной, как спелый персик, но теперь покрыта багровыми синяками и ссадинами, словно её долго и грубо имели. Ягодицы блестели от пота, смешанного с чем-то липким и грязным, и ветер, скользнув по ним, будто лизнул её кожу, заставляя дрожать. Между половинками виднелась ложбинка, мокрая и тёплая, а её анус, маленький и сморщенный, чуть пульсировал, выпуская тонкую струйку тёмной слизи. Запах был резкий, сладковато-грязный, как будто сама похоть сочилась из её тела.

Девушка даже в таком состоянии выглядела чертовски маняще. Её попка, вся в разводах спермы и соков, дрожала, будто умоляла о новых ласках. Ветер кружил вокруг, касаясь её кожи, и её тело невольно отвечало — лёгкая дрожь, смесь стыда и желания, пробегала по ней. Можно было представить, как эта попка покачивается, когда она идёт, обтянутая тугими джинсами, дразня всех, кто посмеет взглянуть. И сейчас, зажатая в устройстве, она была как на витрине — голая, уязвимая, готовая к чему угодно.

Словно поддавшись её безмолвному приглашению, ветер скользнул выше, к её пояснице, где кожа блестела от пота и грязи. Позвоночник проступал под тонкой кожей, а мокрые волосы прилипли к плечам, колыхаясь от его порывов. Её спина, казалось, до сих пор помнила, как выгибалась в экстазе, как дрожала под чем-то невероятно грубым и крупным. Ветер задержался, представляя, как она стонет, как её кожа покрывается мурашками от каждого касания.

Дальше была её шея, тонкая, с бьющимся пульсом, как у загнанной добычи. Она была влажной, покрытой плёнкой пота, и ветер ласкал её, чувствуя, как Марина вздрагивает. Её тело выдавало всё — страх, стыд, но и что-то тёмное, глубоко спрятанное желание. Он спустился к её маленьким грудям, прижатым к коленям. Соски, твёрдые и набухшие, торчали, будто умоляли о ласке. Ветер закружился вокруг них, и её грудь задрожала, дыхание стало прерывистым, как будто она всё ещё хотела, чтобы кто-то сжал их, укусил, сделал больно.

А потом раскинулся её живот. Раздутый, натянутый, как барабан, он выглядел так, будто вот-вот лопнет. Внутри что-то хлюпало, бурлило, и ветер, обнимая его, чувствовал жар её кожи. Этот живот, когда-то плоский и девичий, теперь был набит чем-то чужим, тяжёлым, и каждая судорога выдавала её падение. Ветер скользнул ниже, к её промежности, и вот тут началось настоящее зрелище.

Её малые половые губы, некогда аккуратные и розовые, теперь свисали, как два рваных куска мяса, багровые и опухшие. Они колыхались под порывами ветра, будто изодранные паруса, а он словно нарочно задул сильнее, заставляя их разойтись. Между ними скрывалась зияющая дыра — настоящая пещера, растянутая до предела, из которой сочилась густая, вязкая сперма, смешанная с её соками. Марина вздрогнула, когда ветер ворвался внутрь, лаская её вывернутые стенки влагалища. Её клитор, набухший и пульсирующий, торчал, умоляя о внимании. Запах был одуряющий — сперма, пот, её собственные соки, всё смешалось в этом влажном месиве.

Марина начала приходить в себя, её разум медленно возвращался. Ветер, гуляющий внутри её развороченной пизды, принёс ей страшное осознание, того, что всё это было не сном. Она чувствовала, как тяжёлые капли спермы стекают по её бёдрам, пачкая её ступни, и тихо капают на пол. Её лицо, бледное, покрытое слезами и грязью, исказилось от ужаса. Губы дрожали, выпуская слабые стоны, а в голове крутился один вопрос: «Сколько времени прошло? Что, если уже прошла ночь? Или, хуже, дни? Что, если кто-то войдёт и увидит её — выпотрошенное, словно мусорное ведро, зияющие отверстие, выставленное напоказ, и с огромным животом, как у беременной шлюхи?»

Она попыталась вырваться из устройства, но её блестящая от пота и спермы попка лишь слегка подалась назад. Живот, набитый лошадиным семенем, хлюпал, издавая мерзкие, влажные звуки. Каждый вдох был пропитан вонью спермы, пота и конской грязью. Марина давилась, но собрала силы и оттолкнулась руками. Её пузо тёрлось о края устройства, сопротивляясь, как пробка в бутылке. Поток тёмной слизи выплёскивался из её дыры, стекая по бёдрам, заливая всё вокруг.

Марина, игнорируя жгучую боль, удвоила усилия. Её хрюканье перешло в крики, тело билось в конвульсиях, сжатое металлическим обручем. Она чувствовала, как её шейка матки растягивается, будто хочет вытолкнуть что-то огромное. Толстые струи спермы хлынули наружу, шлёпаясь на пол с влажным звуком. Она выкрикивала что-то бессвязное, грязное, пока её живот скручивало. Её пизда, теперь просто рыхлое месиво, сочилась при каждом сжатии, а холодный воздух бил по вывернутым внутренностям, заставляя её дрожать от боли и мазохистского кайфа.

С последним, душераздирающим воплем её живот, чуть уменьшившись, выскользнул из устройства, как пробка из бутылки шампанского. Марина рухнула на пол, всё ещё сжимая свой живот. Её соски, покрытые липкой коркой, дрожали при каждом вздохе. Тягучие нити спермы свисали из её дыры, соединяя её с лужей на полу. Влажные, непристойные звуки её развороченного лона разносились по конюшне, смешиваясь с её стонами.

Она лежала несколько минут, тяжело дыша, её тело всё ещё дёргалось от судорог. Липкая смесь продолжала сочиться, а её раздутый живот, хоть и уменьшилось, всё ещё пульсировало. Её пальцы, будто сами по себе, скользили по бёдрам, размазывая грязь и сперму, поддаваясь извращённому удовольствию.

Собрав последние силы, кряхтя, тяжело дыша и пошатываясь, Марина, наконец, поднялась, опираясь на трясущиеся руки. Её ноги дрожали, едва удерживая её вес, а бёдра, блестящие от липкой смеси, скользили друг о друга. Когда она выпрямилась во весь рост, новый поток густой, вязкой слизи, мерзкой смеси спермы и прочей непристойной мерзости, с новой силой хлынул из её зияющей щели.

Прерывисто дыша, она неуверенно направилась к двери, пытаясь справиться с жалкими обрывками ткани, которые когда-то были её трусиками и шортами. Они болтались на одной лодыжке, пропитанные липкой слизью, и с каждым шагом оставляли за собой след из её непристойных выделений, стекающих по бёдрам и капавших на деревянный пол. Пульсирующая боль в её развороченном лоне заставляла её морщиться, но она, закусив губу, сосредоточилась на единственной мысли, как можно скорее покинуть это место.

Ночной воздух обхватил её лицо, когда она вышла на улицу, принеся долгожданное облегчение от удушающей атмосферы амбара. Полная луна заливала пейзаж зловещим сиянием, освещая окружающие поля призрачным серебристым светом. Тишину нарушали лишь шелест листьев и отдаленное стрекотание сверчков. Марина глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Куда ей идти? Что ей теперь делать?

У неё не было ответов на свои вопросы, только растущее чувство страха, которое сжимало её сердце. Всё, чего она хотела, — это вернуться домой, в свою комнату, где она могла бы закрыться и попытаться разобраться в том, что с ней произошло.

Марина вразвалочку еле ковыляла по размытой дождём тропинке, босые ноги утопали в липкой грязи, а каждый шаг отдавался тупой болью внизу живота. Её взгляд был прикован к земле, в котором то и время попадался раздутый, покачивающийся живот, который, казалось, вот-вот лопнет от переполнявшей его конской спермы. С каждым движением из её промежности сочилась густая, вязкая смесь, оставляя за собой влажный след на грязи.

Груди Марины колыхались при каждом тяжёлом вздохе, соски торчали, затвердев от холодного ночного воздуха. Волосы, мокрые и спутанные, липли к плечам, а лицо было бледным, как у призрака, с застывшим в глазах выражением шока и неверия. Она плелась вперёд, будто во сне, разум всё ещё отказывался принимать то, что с ней сотворили. В то время как ветер, лизал её голые бёдра, пробираясь к развороченной пизде, отчего она невольно вздрагивала.

Добравшись до дома, Марина, замерив у двери, прислушалась к тишине. Дед, как обычно, где-то напился с дружками и не вернётся до утра. Она осторожно проскользнула внутрь, стараясь не нарушить тишину, но каждый шаг выдавал её: из развороченной пизды доносилось влажное, непристойное хлюпанье, эхом разносившееся по пустому дому. Грязные шорты и трусики, пропитанные её выделениями, продолжали волочиться за ней, как грязные половые тряпки.

В спальне закрыв дверь, она прислонилась к ней спиной. Сердце колотилось, дыхание срывалось, а тело дрожало от смеси боли и эмоций. Медленно, словно боясь увидеть правду, Марина подошла к большому зеркалу у шкафа, рядом у кровати. С широко раскрытыми глазами, полными недоумения и ужаса, она уставилась на своё отражение. Это была не она. Не та стройная, невинная девчонка, которой она была всего несколько часов назад.

Её живот сильно раздулся, как будто она была на пятом месяце беременности, а область вокруг пупка посинела, словно один огромный синяк. Создавалось впечатление, что её использовали как боксёрскую грушу. Но хуже всего была её промежность. Её малые половые губы вылезли наружу и свисали, как сдутые воздушные шарики, а клитор был опухшим и фиолетовым. Вид её опустошённого влагалища вызвал у неё тошноту.

Всё ещё не веря в происходящее, Марина присела на край кровати, широко раздвинув ноги, чтобы лучше рассмотреть свою промежность. Её некогда узкая, красивая и девственная киска, предмет стольких запретных фантазий, теперь представляла собой огромный тёмный туннель, растянутую и покрытую синяками от безжалостных проникновений массивных лошадиных членов. Она смотрела на это, как на кадр из какого-то больного порно, не в силах поверить, что это её тело.

Пальцы Марины дрожали, когда она потянулась вниз, чтобы коснуться своего зияющего отверстия. Кожа вокруг её входа покраснела и опухла, а мышцы внутри подергивались и сокращались от последствий жестокого изнасилования. Она чувствовала, как липкие остатки лошадиной спермы подсыхают на её внутренних стенках, и когда раздвинула половые губы, то смогла увидеть очертания своей матки. Слегка выступающая над остальными стенками влагалища, она наблюдала, как из опухшего отверстия вытекает свежая, но странно густая коричневатая струйка, капая на простыни.

Её отражение в зеркале, казалось, замерло в немом ужасе, пока она погружала палец в свою зияющую скважину, ощущая шершавую текстуру собственной плоти. Ощущение было такое, будто она касалась совершенно незнакомого человека, её тело словно было подвергнуто такому сильному насилию, что она сама уже не осознавала его.

Поднеся покрытые липкой смесью пальцы к носу, она с криком отвращения отвернулась. Всё её тело дрожало, а к горлу подступала новая волна тошноты, когда она поняла, что коричневатая слизь, вытекающая из матки и покрывающая стенки влагалища, была смесью её кала.

Внезапно до неё дошло, откуда исходит этот странный запах. Эти проклятые кони утрамбовали её влагалище не только литрами спермы, но и её же экскрементами!

— Сука! — вскрикнула она, ощущая, как гнев и унижение переполняют её.

Полная решимости, Марина встала, и направилась в баню. В голове крутилась слабая мысль, что мощный поток воды сотрёт всё, что творилось с ней в том проклятом станке. Но, переступив порог бани, она замерла. Душа в этой деревенской дыре не было — только вода из колодца и маленькие тазики для ополаскивания тела.

Схватив самый большой таз, который нашла, Марина наполнила его тёплой водой. Она опустилась в него, стараясь не думать о том, как нелепо выглядит, — стройные ноги, раскинутые по краям, словно у распутной девки из дешёвого борделя, пока вода пыталась проникнуть в её широко раскрытую пещеру.

Девушка старалась избегать желания засунуть руку внутрь, опасаясь ещё больше навредить себе. Но, похоже, судьба распорядилась иначе. Жестяной таз оказался недостаточно большим и глубоким, чтобы вода могла полностью заполнить все уголки её влагалища. Смирившись с неизбежным, она всё же решилась.

Пальцы проникли в зияющую дыру, и Марина ощутила липкую смесь спермы, кала и её собственных соков обволакивающую руку. Она нащупала грубые, надорванные стенки своего влагалища, а потом, что-то твёрдое, круглое, чужеродное. Сердце ёкнуло. Виброяйцо. То самое, с которым она отключилась в станке для сбора спермы.

«Где же пульт?» — мысль молнией пронзила её мозг. Пальцы, следуя за тонким проводком, наткнулись на вход в её матку. Жеребцы не просто разворотили её промежность, они утрамбовали в неё всё, что оказалось в тот момент на их пути. Марина осторожно потянула за провод, надеясь вытащить пульт. Но матка, сопротивлялась, сжимая инородный предмет мёртвой хваткой.

Лицо девушки покраснело, а тело напряглось, когда она с силой потянула за провод, стремясь избавиться от него. Вены на её лбу вздулись, а мышцы матки, как будто нарочно, конвульсивно сжались вокруг инородного предмета. Процесс был мучительным. Слезы текли по её щекам, смешиваясь с потом, который падал на промежность и смешивался с липкой массой, вытекающей из её зияющего отверстия.

— Давай, сука, выходи! — прорычала она, стиснув зубы, и с новой ещё большой силой потянула, и её матка, словно перезрелый плод, выскользнула наружу. На её поверхности отчётливо виднелось очертания пульта, который, как оказалось, застрял поперёк входа.

Инстинктивно Марина вставила пальцы свободной руки в липкий вход своей матки, пытаясь растянуть его ещё сильнее. Раздался громкий хлюпающий звук, сопровождаемый лёгким треском, и пульт, наконец, выскользнул, глухо стукнувшись о дно таза. Матка же безвольно повисла между ног, словно освежёванный зверь, из которого хлынул поток вязкой жидкости.

Марина ощутила облегчение, когда её живот быстро уменьшился, словно её матка «опорожнилась» от долгого запора. Вода же быстро приобрела светло-коричневый оттенок. Однако облегчение было недолгим, когда она осознала, что её матка сейчас болтается между ног. Она внезапно вспомнила слова своей матери о том, как важно беречь целомудрие до свадьбы. Но теперь это казалось таким далёким и недосягаемые. Сможет ли она вообще когда-нибудь снова заниматься сексом?

Эта мысль пронзила её током, и она быстро поднесла руку к своей матке, надеясь вернуть её на место, пока не стало слишком поздно. Матка, покрытая её собственными выделениями и остатками лошадиной спермы, казалась тяжёлой, тёплой и пульсирующей жизнью. На мгновение она заколебалась, но затем решительно ввела свой кулачок внутрь, с усилием затолкав матку обратно в зияющее отверстие своей пизды.

Внезапно в её воображении возникла сцена: дверь бани с грохотом распахивается, и на пороге появляется отец. Его лицо искаженно странной маской потрясения. Его дорогая и невинная дочурка сидит на корточках над тазом, широко разведя колени, словно демонстрируя всем, что на месте некогда девственной киски теперь зияющей бездной проход, в который свободно погружается рука.

С искажённым от гнева и отвращения лицом, он хватает её за волосы, тащит к зеркалу и заставляет смотреть на изуродованную плоть. «Посмотри, во что ты превратилась!» — орёт он, а её мать, стоя рядом, смотрит с презрением, как будто Марина — не её дочь, а какая-то грязная шлюха. Они по очереди бьют её, засовывают в неё кулаки, палки, всё, что попадается под руку, пытаясь ещё сильнее порвать пизду, дабы она никогда больше не смогла испытывать наслаждение.

Пещерка Марины сомкнулась вокруг её руки, и наслаждение смешалось с муками и унижением, которые она испытывала. Она ощущала, как её мышцы активно сокращаются и расслабляются, словно пытаясь втянуть кулак вместе с маткой ещё глубже в зияющее отверстие. Закрыв глаза, она погрузилась в свои извращённые фантазии, трахая себя в ритме, который соответствовал происходящему в её воображении. Дыхание стало прерывистым и резким, стоны — громче, когда она полностью отдалась своим извращённым фантазиям и погрузилась в волны экстаза.

Её кулачок, скользкий от смеси выделений, с нарастающей скоростью и хлюпающим звуком погружался внутрь, растягивая опухшие стенки влагалища. Каждый толчок отзывался дрожью в её бёдрах, а живот слегка выпирал, когда кулачок достигал предела. Марина стиснула зубы, её лицо исказилось от мазохистского наслаждения, а пальцы свободной руки вцепились в край таза, удерживая равновесие.

— Да, да, ещё! — выкрикнула она, не сдерживаясь. Её бёдра двигались в ритме, пот стекал по вискам, а стоны переросли в хриплые вскрики, когда она почувствовала, как волна оргазма накатывает, сжимая её изнутри.

Наконец, с последним глубоким рывком кулака, её тело содрогнулось, мышцы влагалища судорожно сжались, словно снова обрели девственное состояние, и она, задыхаясь, выкрикнула что-то нечленораздельное, утопая в ослепительном оргазмическом экстазе.

Когда последние отзвуки наслаждения затихли, Марина открыла глаза и вновь взглянула на своё отражение в жестяном тазу. В воде, замутнённой спермой и нечистотами, она увидела отражение сломленной девушки. Но в её глазах всё ещё теплилась слабая надежда вырваться из порочного круга унижения и деградации, в который она попала. Она надеялась и верила, что, если её киска и не станет вновь девственным, то хотя бы внешне вернётся к своему изначальному состоянию, чтобы не вызывать подозрений у матери, если та когда-нибудь взглянет на неё.

С трудом поднявшись на ноги, дрожащие от слабости, Марина вернулась в свою спальню к кровати. Её тело двигалось механически, как будто она больше не контролировала свои действия. Она рухнула на кровать, лицом утонув в подушке. Её разум был полон мрачных и запутанных мыслей.

Раскалённое обнажённое тело девушки, неподвижно лежало на кровати. Мягкий лунный свет, проникающий через окно, освещал её подтянутую, стройную спину и ягодицы, подчёркивая каждый изгиб и мускул. Свет медленно скользил вниз, открывая взору зияющую пропасть её влагалища. Опухшие малые половые губы и слегка выступающий силуэт матки, ритмично пульсирующей под собственным весом, были видны всему миру. Можно было даже различить тонкую струйку вязкой смеси, медленно вытекающую из её входа в матку и покрывающую стенки влагалища, прежде чем упасть на белоснежные простыни.

P.S:

Ну что ж, это было невероятно сложное продолжение. Сколько раз переписывалась эта часть — не счесть, и, если честно, до сих пор не особо нравится. Мне просто осточертело пытаться это переписывать ещё раз.

Изначально мне нравилась идея высосать из пальца и посмаковать над последствиями из 1 части, но в какой писательский ад это выросло, что больше не имею желания этого повторять.

Надеюсь, вы оцените это продолжение лучше, чем я. :)