Карина написала через два дня: «Я не готова его бросить. Тем более ты меня и сам не зовёшь».

Правильная фраза, чтобы остаться в своей клетке. Но я вижу, что клетка уже трескается. Её тело не вернётся туда, где не было огня. Я отвечаю коротко:

— Я не прошу тебя его бросать. Я просто прошу быть честной.

Тишина. Она читает, думает, стирает слова, снова пишет и снова стирает. Я знаю её ритм. Гордыня ищет правильную форму, но тело уже не даёт играть в ложь. Через два дня она позвонила. Голос спокойный, но в глубине вибрация, дрожь, которую она не может скрыть:

— Я хочу встретиться. Втроём. Я ему всё рассказала.

Я молчу пару секунд, чтобы она услышала в тишине свой страх. Потом усмехаюсь:

— Смело.

— Он... сказал, что хочет сам увидеть. Тебя. Нас. Чтобы понять.

— Хорошо. Где?

— Ресторан. Завтра. Я пришлю адрес.

Я отключаюсь. В голове — холодная ясность. Она сделала шаг, на который не решалась годами. Сама. Теперь игра выходит на другой уровень. На следующий вечер я вхожу в ресторан чуть позже, чем нужно. Свет мягкий, приглушённый. Столы с белыми скатертями, ровные лица официантов. Она сидит с ним у окна. Платье у неё — слишком правильное, сдержанное, но я вижу: в каждом её движении сквозит то, что она пыталась спрятать. Взгляд скользит, дыхание короткое. Рядом с ней — он. Алекс. Ровный, ухоженный, уверенный в себе. Смотрит на меня спокойно, но в глазах — напряжение.

Я подхожу. Карина поднимает глаза. В её взгляде — смесь страха и восторга. Она впервые видит меня рядом с ним. Она впервые соединяет два своих мира.

— Добрый вечер, — говорю я спокойно, глядя прямо на Алекса.

— Добрый, — отвечает он ровным голосом. — Садитесь.

Я опускаюсь на стул напротив. Между нами — стол, но воздух плотный, будто сцена уже началась. Карина берёт бокал вина, делает глоток, прячет глаза.

— Она рассказала мне, — говорит Алекс, не сводя с меня взгляда. — Всё.

— Всё? — я усмехаюсь. — Или то, на что хватило смелости?

Карина вздрагивает, чуть давится вином. Он кладёт ладонь ей на руку, но она уже дрожит не от поддержки, а от того, что мои слова задели самое нутро.

— Достаточно, — отвечает он, стараясь держать уверенность. — Я хочу понять, что это. Между вами.

Я наклоняюсь вперёд, глядя прямо в его глаза.

— Это просто - она сделала то, что требовала ее природа. Она снова ожила.

Карина закрывает глаза, будто от удара. Она не готова слышать это так прямо, но её тело соглашается. Я вижу по её дыханию, по тому, как колени предательски двигаются под столом.

— Ты думаешь, я не могу дать ей этого? — голос у него спокойный, но с металлической нотой.

— Я не думаю. Я знаю. Потому что если бы мог — она бы не сидела сейчас с нами.

Пауза. Тишина висит над столом. Вино в бокале остаётся недопитым. Я вижу, как Алекс сжимает челюсть, но молчит. Его мир рушится прямо при нём, а она — в центре, с лицом женщины, которая наконец признала правду. Карина открывает глаза, смотрит то на него, то на меня. В её взгляде — смесь ужаса и восторга. Она дрожит, но не от страха. От того, что все маски сорваны, и она больше не может притворяться.

— Я... — шепчет она, но голос срывается. Она делает глоток, но не помогает.

Я кладу ладонь на стол, чуть ближе к её руке. Она не двигается, не отстраняется. Её пальцы сами тянутся ближе, почти касаются. Я смотрю на него.

— Она уже сделала выбор. Всё остальное — вопрос того, сможешь ли ты это принять.

Он сидит молча, сжимает бокал, и я вижу: он борется с собой. Он ещё не понял, что битва проиграна. Карина смотрит в стол, губы приоткрыты. Я знаю её тело — под этим правильным платьем оно уже горит. И я знаю: впереди нас ждёт не просто разговор. Он сидел молча, сжимая бокал так, что суставы побелели. Она — между нами, и это «между» уже разрывало её. Я видел: её колени дрожали, вино в бокале плескалось. Она пыталась держать лицо, но тело давно выдало.

— Карина, — тихо сказал он, не сводя с неё глаз. — Я должен спросить прямо. Ты хочешь быть с ним?

Её дыхание сбилось. Она подняла глаза на меня, потом на него. Взгляд метался, но губы не слушались. Я наклонился ближе, спокойно, низким голосом:

— Скажи правду.

Она выдохнула. Голос дрогнул, но слова прорвались:

— Да... я хочу его... постоянно

Он закрыл глаза на секунду, будто от удара. Я усмехнулся. Честность всегда режет острее, чем ложь.

— Но... — добавила она, глядя на него, — я и тебя не хочу терять.

Слова повисли в воздухе. Он резко поставил бокал на стол, звонкий стук заставил официанта обернуться. Я поймал его взгляд — ровный, холодный.

— Значит, так, — сказал он негромко, почти шёпотом. — Я хочу видеть сам. Что между вами. Без вранья.

Я наклонился ещё ближе, так что наши лица оказались почти напротив друг друга через край стола.

— Ты уверен? Потому что то, что ты увидишь, назад не уберёшь.

Его челюсть дёрнулась, но взгляд не отвёл.

— Уверен.

Карина сидела между нами, вцепившись в подол платья, пальцы белые, дыхание рваное. Она понимала: сейчас рушится её «правильная жизнь». Но вместо страха я видел в её глазах — возбуждение. Запретное, дикое, то, от чего она всегда задыхалась. Я положил ладонь на её бедро под столом. Она вздрогнула, резко втянула воздух, но не отстранилась. Его глаза тут же метнулись вниз, он видел — как её плечи дрожат, как она не может сдержать реакцию.

— Здесь? — хрипло спросил он.

— Здесь, — ответил я спокойно. — Если хочешь правды — она не ждёт удобного времени. Я раздвинул её колени под скатертью. Она зажмурилась, кусая губу, но поддалась. Ткань платья задралась выше. Моя ладонь легла прямо на её киску через тонкие трусики. Она была мокрая, очень мокрая. Он видел её лицо — как гордыня ломалась в прямом эфире, как дыхание выдавало всё.

— Смотри, — сказал я ему. — Это твоя «правильная женщина». Вот так она может реагировать, когда к ней прикасается мужчина.

Карина тихо всхлипнула, зажала рот ладонью. Но я уже давил пальцами глубже, сильнее. Она выгнулась, не в силах удержаться. Её бедро дёрнулось, бокал опрокинулся, красное вино разлилось по скатерти. Официант подбежал, но я бросил на него взгляд — тяжёлый, холодный. Он понял и отошёл.

— Не отпускай руку, — сказал я ей. Она послушалась, прикрыв рот, чтобы не кричать.

Я наклонился к нему, к Алексу.

— Ты хотел увидеть правду? Смотри, как она кончает у тебя перед глазами.

И в этот момент её тело выгнулось, судорога прошла по бёдрам. Она дрожала, прикусывала пальцы, чтобы не закричать, а я держал её за бедро и смотрел ему в глаза. Он не отводил взгляд. Челюсть сжата, лицо бледное. Но в глазах — смесь ненависти и возбуждения. Он сам не понял, что его держит на месте: ревность или желание.

Карина, вся в дрожи, опустилась на спинку стула, дыхание сбивалось, волосы липли к вискам. Она закрыла глаза и прошептала:

— Я больше не могу притворяться...

Я усмехнулся и посмотрел на него.

— А теперь твой ход.

Она тяжело дышала, дрожь ещё держала её бёдра, но я уже убрал руку со стола. Воздух вокруг стал плотным, будто каждый из нас понимал: мы перешли линию.

Я посмотрел на него.

— Видишь? Она не играла. Сейчас она настоящая.

Он кивнул. Медленно, но твёрдо. В глазах всё ещё была борьба, но поверх неё — честность.

— Я вижу. И если это часть её... я хочу быть рядом, а не в стороне.

Карина подняла на него глаза. Взгляд влажный, блестящий. Она наклонилась ближе и сама коснулась его губ. Поцелуй был осторожный, мягкий, но в нём уже не было «правильной маски» — только она сама, живая. Когда их губы разомкнулись, она посмотрела на меня, выдохнула:

— Мне нужно... чтобы вы оба были рядом.

Официант принес новое вино. Я налил всем. Мы пили медленно, в тишине, но это уже не была неловкость — это была пауза перед шагом, который мы собирались сделать вместе. Вино расслабляло, снимало остатки напряжения, и я видел, как её плечи опускаются, дыхание становится ровнее. Она то брала его за руку, то касалась моего запястья. И это было честно: она больше не делила.

Я поднял бокал:

— За то, что мы перестали врать.

Мы чокнулись. Она рассмеялась тихо, но в этом смехе был свет, как будто с плеч упала тяжесть многих лет.

— Пойдём отсюда, — сказала она. — Не домой. В другое место.

Мы вышли вместе, поймали такси, её ладонь скользнула в мои пальцы, другая — в его. Я видел её улыбку в отражении стекла: усталую, но живую, настоящую.

Отель был рядом, современный, нейтральный. На ресепшн она сама попросила номер на троих. Девушка-администратор чуть удивилась, но молча оформила. Карина держала головы прямо — гордая, уверенная, как будто в этом не было ничего странного. В лифте мы стояли рядом. Я чувствовал, как её бедро касалось моего, с другой стороны — его. Она смотрела перед собой, но пальцы сжимали наши руки всё крепче.

Когда дверь номера закрылась за нами, повисла тишина. Большая кровать, мягкий свет, бутылка вина, которую мы захватили из ресторана.

Она обернулась к нам обоим. В глазах — дрожь, огонь, страх и радость сразу.

— Давайте... просто перестанем играть роли. Сегодня, прямо сейчас.

Я подошёл ближе, коснулся её щеки. Он — её талии. Она закрыла глаза, позволила. Между нами уже не было границ.

Мы сели на край кровати. Вино, бокалы, мягкий, чуть нервный смех. И в этом смехе уже звучало предвкушение.

Она сделала глоток, поставила бокал и потянулась к нам сразу. Сначала к нему — поцелуй тёплый, нежный. Потом ко мне — жадный, глубокий. Она переходила от одного к другому, и каждый раз её дыхание становилось всё горячее.

Когда бокалы опустели, наши руки уже были на ее грудях. И мы знали — ночь только начинается. Комната наполнилась мягким светом и тишиной, которую нарушало только наше дыхание. Она стояла перед нами с бокалом вина, волосы рассыпались по плечам, а глаза блестели от волнения. В её взгляде было то, что я ждал много лет: честность. Без игры. Без маски. Мы с ним сидели рядом на краю широкой кровати, и она подошла ближе. Сначала коснулась его губ — медленно, мягко, будто пробовала вкус вина на его дыхании. Потом повернулась ко мне, прижалась губами — глубже, сдержанный стон сорвался у неё сам. Я чувствовал, как её тело уже просится быть между нами. Я положил ладонь на её спину, он — на её талию. Она стояла, вытянутая, словно арфа, и наши руки вместе звучали на её теле, будто перебирали струны.

Она выдохнула:

— Так странно... и так правильно.

Я взял её бокал, поставил на стол. Она села на кровать между нами. Мы молчали, но в этом молчании всё было ясно. Она коснулась моих пальцев, потом его. Переплела наши руки, положила их себе на колени.

— Я хочу, чтобы вы оба чувствовали меня, — шепнула она.

Мы начали медленно. Его пальцы скользнули по её шее, мои — по бедру. Она закрыла глаза, откинула голову назад, дыхание стало рваным. Время словно остановилось. Её платье мягко сползло с плеч, открывая светлую кожу. Я наклонился, поцеловал ключицу. Он — её шею с другой стороны. Карина выгнулась между нами, её губы раскрылись, из горла вырвался тихий стон. Мы двигались без спешки. Каждое прикосновение было как отдельный глоток вина. Я расстёгивал её платье медленно, он целовал её живот. Она дрожала, но не от страха — от полноты момента. Когда ткань упала на пол, она осталась в тонком белье, и мы оба смотрели на неё, как на откровение. Она краснела, но не закрывалась. Наоборот — вытянула руки и притянула нас обоих ближе. Мы легли рядом, медленно, как будто боялись разрушить хрупкую честность этой ночи. Она оказалась между нами, горячая, открытая, её тело то касалось моего, то его. Она поворачивалась, целовала то меня, то его, словно проверяя — не исчезнет ли магия момента, если соединить нас троих. Но магия только росла. Мои пальцы скользили по её бедру, его ладонь — по животу. Она выгибалась, ловила каждое движение, и в её глазах было то, чего я никогда раньше не видел: свобода. Полная.

Мы раздевали её медленно, касание за касанием. Трусики сползли вниз, и она не стеснялась больше — только дышала глубоко, широко открывая бёдра. Он провёл пальцами по влажным губкам её киски, я в это время целовал её грудь, чувствовал, как соски твердеют под языком. Она вскрикнула тихо, зажала наши руки, чтобы мы не останавливались. Мы не торопились. В этой ночи не было места поспешности. Всё происходило так, будто само время склонилось к нам — давало пространство для раскрытия. Карина поворачивалась то ко мне, то к нему. В её поцелуях не было разделения, не было вины. Только желание. Она жадно впитывала нас обоих, её тело пылало, и мы оба знали — эта ночь будет не про борьбу, а про единение. Она шептала, едва касаясь губами моих и его:

— Продолжайте... я хочу вас обоих.

Мы смотрели друг другу в глаза поверх её тела. И там, в этом взгляде, не было ненависти или соперничества. Только молчаливое понимание: мы вдвоём открываем женщину, которая слишком долго прятала себя. Она лежала между нами, полураскрытая, с дыханием, которое уже не подчинялось её воле. Я чувствовал, как её тело тянется сразу к двум источникам тепла. Её пальцы блуждали — то обнимали моё плечо, то скользили по его груди. Она словно боялась упустить хоть одно мгновение.

Мы оба целовали её — я на шее, он на груди. Она выгибалась, закидывала голову, её волосы рассыпались по подушке, а губы шептали:

— Ещё... пожалуйста, ещё.

Я скользнул ладонью вниз, между её бёдер. Она уже вся была влажная, горячая, готовая. Его рука легла поверх моей, и мы вместе провели пальцами по её щели. Она вскрикнула, вцепилась в простыню.

— Боже... вы сведёте меня с ума, — задыхалась она.

Он медленно опустился ниже, к её животу, а я поднял её лицо, поцеловал в губы. Глубоко, жадно. Её язык дрожал в моём рту, а внизу она выгибалась от его прикосновений. Он целовал её лобок, потом раздвинул её бёдра и коснулся губами её клитора. Она закричала — не громко, но так, будто с неё сорвали последние оковы. Я держал её голову в ладонях, чувствовал, как её тело бьётся между нами, как она больше не в силах скрывать ничего. Она тонула в наслаждении, раскрывалась всё шире, всё глубже. Я отпустил её губы и прошептал:

— Готова?

Она посмотрела на меня глазами, в которых было только «да». Без страха.

Я встал, стянул с себя брюки, и она жадно провела ладонью по моему члену. Схватила, провела вниз, сжала, дыхание сорвалось хрипом. Одновременно он ласкал её языком — и её тело рвалось от двоих потоков сразу.

— Возьми меня... — прошептала она. — Я хочу, чтобы вы оба были рядом.

Я лёг между её ног. Он поднялся выше, обнял её плечи, поцеловал в губы, пока я медленно входил в неё. Она выгнулась всем телом, глаза закатились. Её киска встретила меня горячей волной, и в то же мгновение её руки вцепились в него — она тянулась к нам обоим. Я двигался медленно, глубоко, каждый толчок отдавался в её теле волной. Он держал её лицо, целовал, шептал что-то нежное, а я заполнял её до конца. И она — уже не сдерживалась. Кричала, стонала, раскрывалась в нас обоих.

— Я не верю... — шептала она, захлёбываясь в наслаждении. — Я не верю, что это возможно... так... сразу...

Я ускорился, чувствуя, как её оргазм нарастает. Его пальцы ласкали её грудь, его губы пили её дыхание, а я бился в ней глубже, жёстче, пока она не взорвалась. Её тело выгнулось, ноги обвились вокруг меня, стон сорвался в его губы.

И в этом слиянии она впервые стала собой полностью. Без границ, без страха. Между нами двумя, открытая до конца. Мы остановились на секунду. Она лежала вся в дрожи, глаза полузакрыты, волосы мокрые от пота. Но её губы сами шепнули:

— Ещё. Я хочу вас обоих.

Я встретился с ним взглядом. В нём не было ревности. Только тяжёлое дыхание и согласие. Она сама повернулась, встала на колени, упёрлась ладонями в простыню. Волосы рассыпались по спине, плечи дрожали, но в её движении не было ни капли сомнения. Она сама выбрала — раскрыться полностью. Он лёг перед ней, и она тут же потянулась губами к его члену. Открыла рот жадно, глубоко, с тихим всхлипом. Я видел, как её губы скользят по всей длине, как горло принимает его толчки. Она не стеснялась — сосала с таким голодом, будто хотела выпить его всего. Я встал сзади. Провёл ладонями по её бёдрам, раздвинул их шире. Киска блестела соком. Я провёл головкой по её щели и медленно вошёл — до конца. Она закричала, но звук тут же утонул в его члене. Горло дрогнуло, задница выгнулась, и я почувствовал, как её влагалище сжимает меня в бешеном ритме. Мы двигались медленно, ритмично. Он держал её голову, направлял глубже, я бил её сзади, и её тело трясло от оргазмов, один накатывал на другой.

— Вот так, Карина, — прошептал я сквозь зубы. — Между нами двоими.

Она застонала в ответ, не вынимая его изо рта. Её задница выгибалась всё сильнее, и я видел — она готова к большему. После этого я улёгся на спину, вытянулся и притянул её к себе. Она сразу оседлала меня, киской скользнула на мой член и села глубоко, до конца. Закричала хрипло, прижалась всем телом. Её сосочки упёрлись в мою грудь, горячие, твёрдые, и я обнял её крепко, удерживая внутри себя.

— Вот так... — прошептал я, прижимая её ближе.

Она дрожала, дыхание сбивалось, но в её движении не было сомнения. Она сама толкалась бёдрами, сама раскрывалась, словно искала ещё больше. Я провёл ладонью по её спине, ниже, раскрыл её ягодицы. Она застонала в губы, но не остановилась — наоборот, выгнулась сильнее, подставляясь. Я держал её, чувствуя, как её киска сжимает меня с каждым движением, и в то же время открывал её полностью для него. Он встал сзади, положил руки ей на талию. Она всхлипнула, прильнула к моей груди, будто искала в моём теле опору, и в то же мгновение почувствовала его головку у своей попки. Её глаза распахнулись, дыхание сбилось.

— Да... возьмите меня всю... — выдохнула она, и в её голосе не было страха. Только голод.

Я крепко держал её бёдра, задавая ритм, а он медленно входил сзади. Она выгнулась, вскрикнула, вцепилась ногтями мне в плечи. Киска сжимала мой член, анус — его, и она тонула между нами, полностью раскрытая, полностью наша. Она стонала в мои губы, выгибаясь всем телом. Каждый толчок разрывал её — мой член глубоко в киске, его в её попке. Я держал её за спину, прижимал к себе, чувствовал, как её соски жгут мою грудь, а ногти впиваются в плечи.

— Вы во мне... оба... до конца... — хрипела она, захлёбываясь дыханием.

Мы двигались синхронно: он сзади, я снизу. Она сидела на мне, словно в центре огня, и каждый новый толчок делал её ещё более открытой. Её тело дрожало, но не от страха — от наслаждения, которое она раньше даже не смела вообразить.

Я шептал ей на ухо:

— Смотри, Карина. Вот это и есть ты настоящая. Без границ.

Она закричала, выгнулась дугой, и её киска сжала меня так сильно, что я едва сдержался. Его толчки сзади совпали с моими, и она больше не выдержала — кончила так, что слёзы выступили на глазах. Дрожь прошла по её телу, оргазм рвал её на части, а она только крепче обняла меня, не выпуская ни меня, ни его.

— Боже... я не могу... я не выдержу... — стонала она, но её бёдра продолжали двигаться, принимать нас обоих.

Мы ускорились, дыхание стало тяжёлым, удары глубже. Я чувствовал, как её тело буквально вытягивает нас двоих в свой огонь. И когда она снова закричала, кончая вторым оргазмом подряд, мы оба не выдержали. Я застонал, схватил её за бёдра и вогнал в себя до упора. Горячая сперма хлынула в её матку, толчок за толчком. В то же мгновение он сзади вдавился глубже, и я почувствовал по её дрожи, как его поток заполняет её попку.

Она кончала вместе с нами — с криком, со слезами, с телом, разрывающимся от наслаждения. Две струи горячего семени в ней сразу, два мужчины в ней до конца — и она раскрытая, как никогда.

Когда мы остановились, она обмякла, уронив голову мне на грудь. Её тело ещё вздрагивало мелкой дрожью, дыхание было рваным. Внутри неё всё ещё текло тепло — моё и его. Я провёл ладонью по её волосам, он — по её спине. Она открыла глаза, посмотрела на нас обоих и прошептала:

— Теперь я знаю... что такое быть живой.

Мы молчали. Не нужно было слов. Она лежала между нами, полная, принявшая нас двоих. И я знал: её путь назад закрыт. Она уже никогда не станет «правильной». Теперь она настоящая.

Утро пришло тихо. В номере было полумрак, тяжёлые шторы держали свет с улицы. Воздух был густой — смесь вина, пота и секса. Я проснулся первым и почувствовал: она лежит на мне. Тёплая, обессиленная, но всё ещё живая. Её голова на моей груди, нога перекинута через меня, пальцы всё ещё сжимают кожу. С другой стороны — он. Лицо спокойное, дыхание ровное. Его рука лежала на её талии. Они оба касались меня, и в этом было что-то новое — не соперничество, не борьба, а тишина после шторма. Я провёл ладонью по её волосам. Она зашевелилась, открыла глаза. Улыбнулась устало, но искренне. Губы потрескались от поцелуев, глаза блестели.

— Доброе утро, — шепнула она.

— Доброе, — ответил я. — Как ты?

Она прикрыла глаза, глубоко вдохнула.

— Как будто я другая. Лёгкая... и наполненная одновременно.

Он открыл глаза чуть позже, посмотрел на неё, потом на меня. В его взгляде не было ненависти. Было принятие.

— Ты сияешь, — сказал он ей. — Я никогда не видел тебя такой.

Она посмотрела на него и прижалась ближе, будто искала опору. Потом повернулась ко мне и положила ладонь на мою грудь.

— Я думала, что после этого будет стыдно. Что я не смогу смотреть вам в глаза. А сейчас... наоборот. Я не хочу больше прятаться.

Я улыбнулся, провёл пальцами по её губам.

— Потому что это впервые было честно.

Она кивнула, задержала дыхание, и в уголках глаз показались слёзы. Но это были не слёзы вины — облегчения.

Мы втроём ещё лежали в этой тишине, слушали, как где-то за стеной убирают номера, как лифт скрипит. Мир жил своей обычной жизнью. А мы лежали в постели, соединённые тем, чего вчера ещё не существовало. Она поднялась, села между нами. Голая, со следами нашей общей ночи на коже. Смотрела на нас обоих, проводила пальцами по моему плечу, по его руке.

— Я хочу, чтобы так было дальше, — сказала она. — Без лжи. Без масок.

Мы переглянулись. И оба кивнули.

Она потянулась ко мне, поцеловала жадно, с языком, с хриплым стоном. Потом повернулась к нему — поцелуй был мягче, но такой же глубокий. Она словно проверяла: да, это не сон, мы действительно втроём. Потом она сползла ниже. Взяла мой член в руку, провела по всей длине, наклонилась и обхватила губами. Тепло её рта, влажность, её тихие всхлипы — я застонал, вцепился в простыню. Она сосала глубоко, жадно, но ненадолго. Переключилась к нему. Губы скользнули по его стволу, язык обвил головку. Его дыхание стало тяжёлым, он прижал ладонь к её затылку, но не грубо — с благодарностью. Она металась между нами — то меня вглубь горла, то его, оставляя следы слюны, захлёбываясь, но не останавливаясь. В её глазах было безумное возбуждение, когда она поднимала голову: она пила нас обоих, и это заводило её сильнее, чем любой поцелуй. Потом она поднялась на колени, посмотрела на него.

— Ложись.

Он послушался. Она медленно оседлала его, ведя член к своей попке. Сначала только головка, напряжение, лёгкий стон боли и наслаждения, но она не остановилась. Опустилась глубже, пока не приняла его полностью. Её рот открылся, глаза закатились.

— Ах... Боже... — она выгнулась, ладонями уперлась мне в грудь. — Я вся ваша.

Она откинулась спиной на его грудь, широко раздвинула ноги, показывая всё. Её киска блестела соком, раскрытая, зовущая. Я встал между его и её бёдер, направил свой член к её щели. Она застонала, вцепилась в мои плечи. Я вошёл медленно, чувствуя, как её влагалище тянется ко мне, сжимает. И в то же время её попка держала его. Два члена внутри, её тело разрывалось от наслаждения. Она закричала, выгнулась дугой, соски прижались к моей груди.

Мы двигались синхронно — я в киске, он в её анусе. Каждый толчок делал её безумнее. Она стонала так громко, что, казалось, стены дрожат. Её ногти царапали мою спину, голова металась по подушке.

— Я не выдержу! — закричала она, но бёдра продолжали толкаться навстречу. — Ещё! Ещё!

Её тело взорвалось оргазмом, сильным, диким. Она содрогалась на нас обоих, но не останавливалась. Мы держали её крепко, двигались глубже, пока она не рухнула на него, вся в слезах и смехе одновременно.

— Я... я хочу так каждое утро...

— Ещё... не кончайте без меня... — шептала она, но тело уже не слушалось.

Мы задавали ритм вместе: он толкал снизу, я вжимался спереди между ее широко распахнутых ног. Каждый толчок пробивал её до крика. Она всхлипывала, кусала мои губы, выгибалась. Влажность текла по моим и ее бёдрам, попка судорожно сжимала его член, и мы оба чувствовали — она на грани.

— Кончай, Карина, — сказал я ей прямо в ухо. — Кончай с нами.

Она закричала и обрушилась в оргазм. Её киска сжала меня до боли, попка дёрнулась вокруг него. Она стонала без слов, вся тряслась, ногти впивались в мою спину. Я не выдержал первым. Вогнал до конца и взорвался в ней, горячая сперма рванула толчками глубоко в матку. Она вскрикнула, и в то же мгновение он под ней застонал, вдавился, и я почувствовал, как её тело дрожит ещё сильнее — его поток наполнял её попку. Она приняла нас обоих до конца. Две струи спермы внутри, два мужчины в ней, и она вся в дрожи, вся раскрытая. Мы остановились, обняли её. Она тяжело дышала, вся мокрая от пота, губы дрожали. Слёзы текли по щекам, но она улыбалась.

— Я полная... вся... — прошептала она. — Я не могу поверить, что это я.

Мы молчали, гладили её тело. Она лежала между нами, и из неё медленно вытекала сперма — густая, смешанная, горячая. Но ей было всё равно. Она только улыбалась и шептала:

— Теперь я знаю, что такое счастье.