События далёких 90-х прошлого века.

Железнодорожное общежитие, состоявшее из блоков по четыре комнаты с общим холлом, двумя туалетами, душевой и комнатой для умывания. На два таких холла была одна общая кухня. В общежитии жили как семьи, так и одинокие жильцы.

В одном из таких холлов на семейном этаже жила молодая семья и этой семье повезло, так как жили они одни во всём холле, остальные три комнаты были закрыты и ожидали, когда в них веселятся семейные жильцы. Однажды в их холле появился сосед и было понятно, что он получил это жильё не как железнодорожник, а по договору с комендантшей. Их новым соседом оказался дядя Зураб, крупный, волосатый абхаз с рынка.

Жара в общежитии стояла невыносимая, матовая, раскалённая. Воздух в общем холле был густым и неподвижным, пах старым линолеумом, щами из кухни и пылью. Лена, молодая жена железнодорожника Саши, сидела на стуле в своей комнате в одних лишь тонких ситцевых трусиках и лифчике, ловя слабый поток воздуха из открытого настежь окна. Было лето, и, по неписаному закону таких общежитий, все двери в комнаты держали открытыми, спасаясь от духоты. Единственной преградой для чужих взглядов были плотные гардины, висевшие вместо дверей, но сейчас и они были отодвинуты в стороны.

Саша ушёл на ночную смену, его график на железной дороге был скользящим и непредсказуемым. Лена привыкла к одиночеству. Ближе к вечеру их сосед вернулся к себе. Лена слышала его тяжёлые шаги за тонкой перегородкой, глухой звук упавшей на пол сумки, затем — шум льющейся воды в раковине в комнате для умывания. Шаги в сторону своей комнаты и относительная тишина.

Лена встала, накинула лёгкий халатик, чтобы налить себе воды из чайника, стоявшего на их столе в холле, чтобы не захламлять и так не большие комнаты, у каждого был свой стол и холодильник в холле. Свет в холле был выключен, но сгустившиеся сумерки давали возможность ещё различать предметы в помещении, проходя к своему столу, Лена невзначай повернула голову в сторону комнаты соседа и в этот момент её взгляд случайно скользнул в щель между косяком и гардиной. И застыл.

Дядя Зураб стоял посреди своей комнаты, спиной к ней, полностью обнажённый. Его мощная, покрытая тёмными волосами спина блестела от пота. Но поразило Лену не это. Он повернулся, и она увидела его член. Это был не просто мужской орган — это был массивный, звериный атрибут власти. Длинный, толщиной с её запястье, он тяжело покачивался при каждом движении. Головка, да какая головка? Это была залупа, залупище, так подумалось Лене, тёмно-филлетовая, огромная, и как крупная слива, бугристая и идеально круглая, была полностью обнажена, выступая из крайней плоти, как хищная змея из капюшона. Кожа на стволе была натянута туго, прорисовывая каждую толстую, извилистую вену. Он был в состоянии полной, готовой к действию эрекции.

Лена почувствовала, как у неё перехватило дыхание. Ноги стали ватными. Она не могла оторвать глаз. Её собственная киска, скрытая под ситцевой тканью, отозвалась мгновенной, предательской пульсацией, и она почувствовала, как по внутренней поверхности бедра потекла тёплая, липкая капля её возбуждения.

Зураб подошёл к кровати, на которой лежал раскрытый глянцевый журнал с откровенными картинками. Он лёг на спину, его могучий член гордо упёрся в живот. Его ладонь, большая и волосатая, обхватила ствол. Он смочил пальцы слюной, грубо провёл по залупе, смазав её блестящей прозрачной каплей, что выступила из щели, и начал.

Его рука задвигалась в неторопливом, мощном ритме. Он не дрочил, он словно накачивал насос. Кожа на члене то натягивалась, обнажая тёмный багрянец, то снова скользила вниз. Вторая его рука сжимала и мяла его яйца, тяжёлые, как спелые плоды, туго набитые в мошонке. Из его груди вырывалось низкое, хриплое кряхтение.

Лена, забыв обо всём, инстинктивно прижала ладонь к своей промежности поверх трусиков. Ткань моментально промокла. Её пальцы сами нашли выпуклость крупного, набухающего клитора и принялись давить на него через ситец, в такт движениям руки Зураба. Она чувствовала, как её влагалище, совсем недавно такое скромное и забытое, само собой раскрывается, становится влажным и горячим, готовым принять что угодно. Мысль о том, что этот монстр мог бы войти в неё, заставить её кричать от боли и наслаждения, сводила с ума.

Зураб ускорился. Его бёдра начали непроизвольно подрагивать, толкая член навстречу кулаку. Мускулы на животе напряглись. Вдруг он замер, его тело содрогнулось в мощном спазме. Из щели его залупе пошла густая, жирная струя спермы, не брызнула, а именно пошла толчками и с напором белая и обильная. Она била несколько раз, заливая его живот, грудь, с силой шлёпаясь о кожу. Он громко, по-звериному застонал, и его рука ещё несколько раз дёрнулась, выжимая из себя последние капли.

Лена, наблюдая за этим финалом, сама не выдержала. Её пальцы судорожно вжались в клитор, и её накрыла тихая, но острая волна оргазма. Она прислонилась лбом к прохладному косяку двери, стараясь не издавать ни звука, пока её трусики наполнялись тёплой влагой, а ноги подкашивались.

Она стояла так, может быть, минуту, пытаясь отдышаться. И вдруг её пронзила леденящая и ужасная мысль: а если он видел её? Но потом немного успокоилась, ведь она находилась в тёмном помещении, а комната соседа освещалась светильником.

Сердце её бешено колотилось. Она рванулась назад, вглубь своей комнаты, как пойманная воровка. В ушах стоял оглушительный звон, заглушавший хриплое дыхание за стенкой. Она бросилась к своей кровати, на лету срывая промокшие трусики, и упала на прохладное, отсыревшее от пота простыни. Тело её била мелкая дрожь, внутри всё ныло и пульсировало, требуя продолжения, требуя заполнения той пустоты, что сама же и породила.

Она зажмурилась, но под веками стояло то самое зрелище: могучее, покрытое густыми чёрными волосами тело; тот самый хуй, толстый, с синими прожилками, извергающий густые струи; низкий, животный стон. Её собственная рука, будто чужая, потянулась вниз, скользнула по взмокшему лобку, уже лишённому преграды из ткани.

Два пальца легко, почти без усилий, вошли в неё. Внутри было жарко и невероятно мокро, её собственные соки текли по внутренней поверхности бёдер ручьями. Она почувствовала, как её влагалище, узкое и тугое, привыкшее к аккуратному, почти робкому мужу, судорожно сжалось вокруг пальцев, жажду не просто ласк, а грубого, животного напора.

Её большой палец нашел вздувшийся, твердый, как ягодка, клитор и принялся водить по нему быстрыми, круговыми движениями. Она представляла себе не Сашу. Она представляла себе ту самую, увиденную лишь мельком, мощную, волосатую ладонь Зураба, сжимающую его член. Она представляла, что это не её пальцы, а его, грубые, пахнущие рынком, дорогим одеколоном и потом, входят в неё, растягивают её, наполняют до боли.

Мысль о размере, о том, как бы этот звериный инструмент, толщиной с её кулак, разрывал её изнутри, заставила её тихо застонать в подушку. Она ввела три пальца, потом четыре, пытаясь имитировать ту полноту, которую жаждало её тело. Её влагалище жадно засасывало их, пульсируя вокруг. Она чувствовала, как её матка, обычно спокойная и забытая, сжалась в твёрдый, чувствительный комок, готовый к мощному, унизительному и сладкому финалу.

За стеной послышался шум воды. Зураб, должно быть, пошёл смывать с себя следы греха. Лена замерла, слушая его тяжёлые, уверенные шаги по коридору. Они приблизились... и прошли мимо, в сторону умывальной комнаты. Выдох вырвался из её груди со стоном облегчения и странного разочарования.

Но фантазия уже разгорелась, её было не остановить. Она перевернулась на живот, подложила под себя сжатый кулак, позволяя костяшкам пальцев давить на её напряжённый клитор, и начала двигать бёдрами, имитируя грубые, глубокие толчки. Простыня насквозь промокла от её соков. Она кусала подушку, чтобы не кричать, представляя, как он стоит сзади, его волосатые руки впиваются в её бёдра, его могучий живот шлёпается о её ягодицы, а этот монстр, этот «атрибут власти», насаживает её на себя, проникая в самые сокровенные, самые глубокие уголки её тела, заставляя её внутренности сдвигаться с места.

Её оргазм накатил внезапно и яростно. Тело выгнулось в дугу, из горла вырвался сдавленный, хриплый вопль. Внутри всё затрепетало, её влагалище сжалось в серии бесконечных, мучительных спазмов, выжимая из себя потоки влаги, которые хлынули на простыню тёплым, обильным потоком. Она лежала, безвольная, вся мокрая, прилипшая, униженная и ослеплённо счастливая.

Тишину разорвал скрип двери в комнате Зураба. Он вернулся. Лена затаила дыхание, прислушиваясь к каждому звуку. Она слышала, как скрипнула кровать под его тяжестью, как он тяжело перевернулся на бок.

И тогда до неё донеслось новый звук. Низкое, мурлыкающее, довольное посвистывание. Он насвистывал какую-то незнакомую, гортанную мелодию. Абхазскую. Он был спокоен, сыт и абсолютно счастлив.

А Лена лежала в своей луже, сгорая от стыда, возбуждения и дикого, необъяснимого желания услышать это посвистывание прямо над своим ухом, чувствуя на своей спине его тяжёлую, потную руку.

Лена лежала, прислушиваясь к его посвистыванию. Каждый звук будто щекотал её изнутри, заставляя влагалище снова предательски сжиматься в ожидании. Стыд был силён, но животный голос тела кричал громче. Она представила его тяжёлую, покрытую густыми чёрными волосами руку, лежащую сейчас на могучей груди или на бедре. Ту самую руку, что только что с такой силой сжимала свой член.

Её собственная рука вновь поползла вниз, будто против её воли. Два пальца легко вошли в её киску, которая была уже не просто мокрой, а прямо-таки хлюпала. Она была разгорячённой, распухшей от возбуждения, и её бархатистые внутренние стенки жадно обхватывали пальцы, требуя большего. Большим пальцем она принялась тереть клитор, набухший, как твёрдая горошина, выскочившая из своей капюшки.

Она снова представила его. Но теперь не процесс, а результат. Ту самую густую, белую сперму, что так мощно била из его залупы. Она представила, как он подходит к ней, всё ещё возбуждённый, с этим липким, блестящим мечем, и приставляет его к её губам. Как та самая, ещё тёплая сперма густым, солоноватым потоком заполняет её рот, как она давится этим объёмом, но он держит её за голову, заставляя принять всё до последней капли и говоря о том как ему нравится, спускать малафью в ротик Лены.

Эта мысль заставила её содрогнуться. Её пальцы ускорились. Она ввела три пальца, растягивая себя, пытаясь заполнить ту пустоту, что образовал в её сознании его размер. Она сжимала и разжимала их внутри себя, представляя, что это его член входит и выходит, растягивая её нежные, розовые складки, заставляя их выворачиваться наружу с каждым мощным толчком.

За стеной посвистывание стихло. Послышалось тяжёлое, ровное дыхание. Он засыпал. А Лена нет. Её мастурбация стала более отчаянной, почти яростной. Она перевернулась, встав на колени перед своей подушкой, и прижалась к ней развратно раздвинутыми, мокрыми половыми губами. Она представляла, что это его живот, покрытый спермой и потом. Она двигала бёдрами, вжимая свой клитор в шершавую ткань, входя и выходя на пальцах, которые теперь были его членом.

— Зураб... — прошептала она в подушку, сама пугаясь своего шёпота. — Дядя Зураб...

Она представила, как он просыпается от её стонов, встаёт и отодвигает её гардину. Стоит на пороге, огромный, голый, его член уже снова твёрдый и грозный. Он подходит к ней, хватает за волосы и заставляет поднять голову.

«Смотри, что ты со мной сделала, сучка», — говорит его низкий голос, и он шлёпает её по лицу своим мокрым от её соков членом, оставляя на щеке влажный, липкий след.

Эта унизительная и пошлая фантазия добила её. Спазм такой силы, что у неё потемнело в глазах, прокатился по всему телу. Из неё хлынула новая волна, соку было так много, что он брызнул на простыню и заструился по внутренней стороне бёдер. Она упала лицом в подушку, глухо рыдая от нахлынувших чувств — стыда, развращённости и невероятного, всепоглощающего удовлетворения.

Она пролежала так несколько минут, совершенно разбитая. Потом поднялась и, пошатываясь, пошла в умывальную комнату, чтобы смыть с себя следы греха. Проходя мимо его двери, она на секунду остановилась. Щель между косяком и гардиной манила её, как пропасть. Сердце заколотилось. Она боялась и одновременно надеялась увидеть, что он не спит, что он видел всё, что он ждёт её.

Но задернутая гардина была неподвижна.

Умываясь прохладной водой, она смотрела на своё отражение в зеркале: раскрасневшееся лицо, блестящие глаза. А потом опустила взгляд ниже. Её пальцы снова потянулись к промежности, будто сами по себе. Она раздвинула пальцами большие половые губы, которые были влажными и припухшими. Её клитор, маленький, но всё ещё чувствительный, подрагивал. А само влагалище, розовое и приоткрытое, всё ещё ритмично пульсировало, будто в ожидании, что его наконец-то заполнят по-настоящему.

Она знала, что этой ночью сна не будет. А завтра... Завтра ей придётся смотреть в глаза и мужу, и соседу. И этот взгляд, полный тайного, грязного знания, сводил её с ума.

Последующие десять дней растянулись для Лены в бесконечную пытку сладостного ожидания и жгучего стыда. Она превратилась в живую антенну, настроенную на одно-единственное существо — дядю Зураба. Каждый звук за стеной отзывался в ней глухим ударом где-то внизу живота.

День первый. Она проснулась раньше Саши, сгорая от стыда. Мысль, что кто-то мог услышать её ночные стоны, сводила с ума. Утром, выходя в холл за чаем, она столкнулась с Зурабом нос к носу. Он был в растянутой майке, его мощный торс дышал жаром. От него пахло дешёвым мылом и мужчиной. —Доброе, Лена, — хрипло бросил он, и его взгляд, тяжёлый, испытующий, скользнул по её тонкому халатику, на мгновение задержавшись на груди. У неё подкосились ноги.Она пробормотала что-то невнятное и шмыгнула обратно в комнату, прислонившись к двери спиной. Внутри всё ныло. Весь день она ходила возбуждённая, её трусики постоянно были влажными. Вечером, когда Саша пытался её приласкать, она отстранилась, сославшись на головную боль. Его аккуратные, почти робкие прикосновения вызывали теперь лишь раздражение. Ей хотелось грубой силы, животной власти.

День третий. Она начала подглядывать. Стоя у щели, она замирала, когда он переодевался. Видела, как его член, ещё вялый, болтается между мощных волосатых бедр, огромный даже в состоянии покоя, тёмный, с крупной, морщинистой мошонкой, туго набитой тяжёлыми яйцами. Однажды он, будто чувствуя её взгляд, обернулся и посмотрел прямо в щель. Она отпрыгнула, сердце выскакивало из груди. Но он ничего не сказал. Только вечером, проходя мимо, громко, на весь холл, спросил у Саши: «Ну что, молодая, как твоя? Всё горяченькая?». Лене показалось, что в его голосе был намёк, насмешливый и властный.

День пятый. Она не выдержала. Днём, когда Саша был на работе, а в общежитии стояла мёртвая тишина, она, разгорячённая до дрожи, зашла в умывальную комнату, которую только что покинул Зураб. Воздух был густой от пара и его запаха. Она прикоснулась ладонью к зеркалу, которое он только что запотевал своим дыханием. Потом опустила руку и провела пальцами по холодному крану, который он только что держал. Её руки сами потянулись вниз. Она расстегнула шорты, запустила пальцы в уже мокрые от возбуждения волосы на лобке, раздвинула губы и начала тереть свой клитор, глядя на своё разгорячённое лицо в зеркале. Она представляла, что это его пальцы, грубые и жёсткие. Она кончила быстро, почти беззвучно, прислонившись лбом к тому же месту на стене, куда, возможно, минуту назад прислонялся он.

День седьмой. Она купила себе новое бельё. Чёрное, кружевное, откровенное. Надев его, она чувствовала себя одновременно развратной и уверенной. Вечером она нарочно вышла в холл в одной лишь майке и этих трусиках, когда знала, что он вернётся. Она сидела, поджав ноги, и делала вид, что читает, чувствуя, как её промежность горит огнём. Он вошёл, тяжело ступая. Его взгляд упал на неё, пополз вверх по ногам, задержался на кружевной полоске, едва прикрывающей её лобок. Он на секунду замер. Лена увидела, как на его спортивных штанах, прямо в области паха, начала расползаться тёмная влажная точка. Он возбудился. Прямо при ней. Мгновенно. Не сказав ни слова, он грубо швырнул сумку в своей комнате и вышел обратно на лестничную клетку, хлопнув дверью. Лена сидела, вся дрожа, сжимая бёдра, чувствуя, как от этого взгляда её собственные трусики промокли насквозь.

День девятый. Она услышала ночью из его комнаты не одинокие стоны, а приглушённый женский смех. Острую, ревнивую боль сменило порочное любопытство. Она прильнула к щели. Он был не один. С ним была плотная, румяная женщина, в которой Лена узнала коменданшу их общежития. Она стояла на коленях перед ним на кровати, а его огромный член, тёмно-багровый и блестящий от слюны, исчезал у неё во рту. Женщина давилась, слюна текла у неё по подбородку, но он, сжав её волосы в кулак, методично, как поршнем, вгонял в неё свой инструмент, доставая до самого горла. Потом он заставил её лечь на спину, раздвинул её полные бедра и, не вводя член, стал бить им по её полным, отёкшим половым губам, шлёпая по клитору с мокрыми, хлюпающими звуками. Женщина кричала от каждого удара, но не от боли, а от наслаждения. Лена снова ласкала себя, глядя на это, и кончила одновременно с той женщиной, когда Зураб, с рыком выдернув член из её влагалища, залил её живот и грудь густыми струями спермы.

День десятый. Она не могла больше терпеть. Это желание съедало её изнутри. Вечером, дождавшись, когда Саша уйдёт на смену, она выскользнула из комнаты. На ней не было ничего, кроме того самого халатика, под которым — ничего. Сердце колотилось так, что было слышно в ушах. Она подошла к его двери. Рука дрожала. Она отодвинула гардину ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь.

В комнате пахло им, табаком, потом и сексом. Он лежал на кровати, читая газету, при свете настольной лампы. Он был голый. Его член лежал на бедре, полусонный, но всё равно внушительный. Он поднял на неё глаза, но не удивился. Будто ждал. —Пришла, — произнёс он низко, не вопрос, а констатацию факта. Лена не могла говорить.Она только кивнула, и её руки сами развязали пояс халата. Тонкая ткань упала к её ногам, обнажая её стройное, бледное тело, трясущееся от страха и вожделения. Её грудь с твёрдыми, набухшими сосками, её плоский живот и совершенно лысый, отёкший от возбуждения лобок, с которого уже стекала по внутренней стороне бедра прозрачная капля. Зураб отбросил газету.Его член начал расти прямо на глазах, наполняясь кровью, становясь больше, толще, страшнее и прекраснее. Он приподнялся и грубой ладонью обхватил её за шею, не сдавливая, а просто владея. Его пальцы коснулись её кожи, и она затрепетала. —На колени, шлюха, — хрипло приказал он. — Покажи, как ты его хочешь.

Его приказ прозвучал как удар хлыста. Грубо, без предисловий. И от этого по её коже пробежали мурашки, а внутри всё сжалось в сладком, жгучем спазме. Она не раздумывала ни секунды. Её колени сами подкосились, и она опустилась на голый, прохладный пол перед его кроватью, уставившись на тот самый член, который уже стал твёрдым, как скала, и грозно смотрел на неё огромной, тёмно-багровой залупой.

Он был ещё больше, чем ей казалось при подглядывании. Длинный, изогнутый немного вверх, с толстыми, синими венами, пульсирующими на упругом стволе. Залупа была идеально круглой, крупной, как спелая слива, и с неё уже сочилась прозрачная, блестящая капля предсемени. От него пахло мужчиной, крепким потом и чем-то диким, животным.

— Ну? — прорычал он, его тяжёлая рука легла ей на макушку, не давя, но указывая на её место. — Ждала же. Дрочила на меня, глядя в щель. Теперь получи.

Лена зажмурилась, а потом послушно открыла рот, стараясь шире. Она боялась. Его размеры пугали её. Но желание было сильнее страха. Она кончиком языка коснулась той самой капли на щели. Солоноватый, мускусный вкус взорвался у неё во рту. Её тело содрогнулось.

Зураб не стал ждать, пока она освоится. Его рука на её затылке сжалась, и он грубо, без предупреждения, ввёл в её рот первые несколько сантиметров. Лена подавилась, её глаза наполнились слезами. Он был слишком большой, он заполнял собой всё, упираясь в нёбо и в горло. Слюна потекла у неё по подбородку.

— Глубже, сучка, — хрипло скомандовал он, и его бёдра двинулись навстречу. — Глотай.

Он начал двигаться. Не быстро, но с невероятной, животной силой. Его мощный член скользил в её слюнявом рту, то почти полностью выходя, то грубо входя обратно, заставляя её давиться каждый раз, когда залупа пробивалась в самое горло. Лена ничего не могла делать, только принимать это, слыша хлюпающие, непристойные звуки и его тяжёлое, прерывистое дыхание. Её собственные руки потянулись к своей киске, которая пульсировала в такт его толчкам, заливаясь соком, но он заметил это.

— Руки за спину! — рявкнул он, и она послушно убрала их, чувствуя себя полностью в его власти, униженной и обезумевшей от возбуждения.

Он ебаал её рот, как какую-то вещь. Смотрел сверху вниз, как её губы растянуты вокруг его ствола, как слёзы катятся по её щекам, как её лицо искажается гримасой удушья и наслаждения. Он говорил ей грязные, пошлые слова, которые заставляли её сжиматься внутри ещё сильнее.

— Какой он, шлюха? Нравится? Теснит твою глотку? А Саша свой маленький даёт? А этот, видишь, какой? Он для таких, как ты, ненасытных.

Вдруг он выдернул член из её рта, оставив её задыхаться. Слюна тянулась с её губ на его залупу тонкими серебряными нитями.

— На кровать. На спину. Ноги раздвинуть и держать, — его голос был хриплым от натуги.

Лена, почти не видя ничего от слёз, поползла на кровать и упала на спину. Она захватила руками свои бёдра под коленями и грубо раздвинула их, обнажив ему всю себя — свою розовую, абсолютно лысую, налитую кровью и блестящую от её соков письку. Её половые губы были отёкшими, влагалище — широко раскрытым, и из него обильно вытекала её возбуждённая влага.

Зураб встал на колени между её ног. Его глаза горели. Он взял свой член в руку и несколько раз грубо провёл его огромной залупой по её щели, сверху вниз, шлёпая по клитору, собирая её соки, которые тут же обильно смачивали его. Лена застонала, её бёдра сами потянулись к нему навстречу.

— Проси, — прохрипел он. — Проси, чтобы вошёл.

— Пожалуйста... — выдохнула она. — Дядя Зураб, пожалуйста, введите его... мне нужно...

— Что тебе нужно? — он снова ударил её по клитору членом, заставив вздрогнуть.

— Тра... трахните меня... этим... большим... пожалуйста...

Он усмехнулся, довольный. И без предупреждения, одним мощным, точным движением, вошёл в неё.

Лена закричала. Это был не крик боли, а крик потрясения, заполнения, почти религиозного ужаса и блаженства. Он разрывал её. Растягивал её влагалище до невообразимых пределов, упираясь в самую матку. Каждая складка внутри него сминалась, каждый сантиметр проходил с трудом, но её соки помогали ему. Он был горячим, твёрдым, пульсирующим внутри неё.

Он не стал ждать, пока она привыкнет. Он начал двигаться. Его ритм был не быстрым, но невероятно мощным. Каждый толчок заставлял её тело сдвигаться по кровати, каждый выход — оставлял ощущение пустоты, которую нужно немедленно заполнить. Он входил в неё до самого конца, упираясь, и Лене казалось, что он проникает в самые её внутренности.

Его руки сжали её бёдра, его пальцы впились в её плоть. Он смотрел на то, как его огромный, волосатый хуй исчезает в её маленьком, тугом теле, как её мокрое влагалище обтягивает его, пытаясь сжать, и как её соки обильно текут вокруг, заливая его яйца и простыню.

Лена забыла обо всём. Она кричала, не стесняясь, она металась под ним, её ноги дрожали. Она чувствовала, как по её ягодицам течёт ручей её собственных соков. Её клитор терся о его лобок, и это трение доводило её до безумия.

— Спускаю! — вдруг рыкнул он, и его движения стали резкими, хаотичными. Он вогнал в неё свой член до упора, прижал её бёдрами к кровати, и она почувствовала, как глубоко внутри её, в самой матке, началась мощная пульсация. Густая, горячая сперма хлынула в неё мощными толчками, заполняя её. Её собственный оргазм накрыл её одновременно с ним, заставив её тело затрепетать в беспомощных судорогах, её влагалище сжалось вокруг него, выжимая из себя последние капли.

Он рухнул на неё, весь в поту, его тяжесть придавила её. Они лежали, тяжело дыша. Он ещё был внутри неё. Лена чувствовала, как его сперма вытекает из неё, тёплая и липкая, на простыню, хорошо, что пила таблетки, а то бы...

Через несколько минут он поднялся, его член вышел из неё с мягким, мокрым звуком. Он был всё ещё огромным, обвисшим, покрытым смесью её соков и его спермы. Он равнодушно вытер его о простыню.

— Молодец, — бросил он ей, как собаке. — Теперь иди. И чтоб никто не видел.

Лена, шатаясь, поднялась. Ноги её не слушались. Вся нижняя часть тела была мокрой и липкой. Она накинула халат и, не оглядываясь, выскользнула в тёмный холл. Она прошла в свою комнату и упала на свою кровать. Запах Зураба, его спермы и пота был на ней, въелся в кожу. Она провела рукой между ног. Там было больно, распухше, и до сих пор текло из неё. Она поднесла пальцы к носу, вдохнула этот густой, животный запах секса, и её тело снова дрогнуло от остаточного наслаждения.

Она знала, что это только начало. И мысль об этом свела её с ума.

Последующие дни превратились для Лены в сплошной, изматывающий марафон похоти. Она жила в постоянном напряжении, её тело больше не принадлежало ей — оно ждало только одного: грубых ладоней Зураба, его тяжёлого дыхания и того чудовищного члена, что разрывал её изнутри.

На следующее утро вся промежность ныла приятной, густой болью, напоминая о ночном визите. Стоило ей сжать бёдра, как из неё вытекала струйка теплой, уже загустевшей спермы. Она с наслаждением ощутила её на коже, этот запах другого мужчины, въевшийся в неё. Приняв душ, она нарочно не стала мыться с мылом, желая сохранить его след на себе как можно дольше. Весь день она ходила возбуждённая, её трусики моментально становились мокрыми, как только она вспоминала о его грубых словах, о том, как он её трахал.

Вечером того же дня. Она снова прильнула к щели. Зураб сидел на кровати, совершенно голый, и смотрел телевизор. Его член лежал на бедре, полувозбуждённый, всё ещё впечатляющий своими размерами. Лена, не в силах сдержаться, расстегнула джинсы и запустила руку внутрь. Она ласкала себя, глядя на него, представляя, что это его пальцы. Вдруг он, не поворачивая головы, громко сказал: —Вылезай оттуда, шалава. Или зайди, если хочешь. Лена ахнула и отпрянула, вся пылая. Он знал. Он всё видел. И это знание, что он наблюдает за её унижением, сводило её с ума от стыда и возбуждения.

Через два дня. Она рискнула. Днём, когда Саша был на работе, а общежитие затихало, она надела под платье только трусики, те самые, чёрные, кружевные. Дверь в его комнату была приоткрыта. Она зашла, не спрашивая. Он сидел за столом, считал деньги. Увидев её, он медленно убрал купюры. —Что надо? — бросил он, его взгляд скользнул по её дрожащим ногам. —Я... я хочу ещё... — прошептала она, чувствуя, как горит лицо. Он усмехнулся, откинулся на стуле и расстегнул ширинку. Из неё вывалился его полувозбуждённый член, тяжёлый и тёмный. —Ну, покажи, как хочешь. Сделай мне хорошо, и получишь, что заслужила. Лена, не раздумывая, опустилась на колени перед ним и взяла его в рот. Он был ещё не до конца твёрдым, но уже заполнял собой всё её нёбо. Она работала ртом и языком, стараясь, сглатывая, слушая его тяжёлое дыхание. Он взял её за волосы и начал направлять её движения, всё грубее и быстрее. Его член быстро достиг полной, каменной твёрдости. —Достань сиськи, — скомандовал он хрипло. Она послушно стянула с себя платье, обнажив грудь с твёрдыми, набухшими сосками. Он одной рукой продолжал держать её за голову, а другой сжал её грудь, грубо сминая её, щипая сосок до боли. —соси сильнее, шлюха, — он ускорил движения её головы на своём члене. — Глубже глотай. Лена давилась, слёзы текли ручьём, но она не останавливалась. Вдруг он резко оттолкнул её. —Встань, повернись, обопрись о стол. Она повиновалась, сгибаясь пополам. Её упругая, голая задница оказалась перед ним. Он шлёпнул по ней ладонью, оставив красный след. Потом разорвал её хлипкие трусики и провёл своим огромным членом между её ягодиц, по самой щели, уже залитой её соками. —Проси, — прошипел он у неё за спиной. —Пожалуйста... войдите в меня... — стонала она. —Куда? — он ударил головкой по её клитору. —В киску... в мою киску... трахните её... Он с силой вогнал в неё сразу весь свой член.Лена закричала от этого внезапного, грубого заполнения. Он начал трахать её сзади, как животное, держа за бёдра, его яйца шлёпались о её клитор с каждым мощным толчком. Звук был громким, мокрым, непристойным. Он говорил ей, какая она развратная, как её муж ничего не знает, как её мокрая, тёплая пизда создана для таких, как он. Кончил он ей на спину, густыми, горячими струями, которые стекали по её позвоночнику. Потом шлёпнул по её заднице. —Убирайся. И приберись здесь. Она, шатаясь, накинула платье на липкую от спермы спину и вышла, чувствуя, как его семя вытекает из неё по ногам.

Спустя неделю. Она уже не могла думать ни о чём другом. Её влагалище, растянутое им, постоянно ныло и пульсировало, требуя повторения. Она мастурбировала по несколько раз в день, всегда думая о нём, и уже не могла кончить без того, чтобы не представить его грубые руки и его низкий голос, говорящий ей грязные вещи.

Однажды ночью, когда Саша крепко спал, её дверь скрипнула. В проёме, озарённый светом из холла, стоял Зураб. Он был голый, его член был в полной боевой готовности. —Шевелись, — бросил он шёпотом, который прозвучал громче любого крика. Она, как во сне, поднялась и пошла за ним. Он привёл её не в свою комнату, а в общую умывальную комнату, запер дверь на задвижку. —На раковину. Задницей ко мне. Лена послушно обнажилась и села на холодный краешек раковины, раздвинув ноги. Он подошёл, его член упёрся в её живот. Он взял её ноги, закинул их себе на плечи, открыв её полностью. И без предисловий вошёл в неё. Раковина дребезжала от каждого его мощного толчка. Он трахал её молча, яростно, одной рукой стиснув её грудь, другой зажав ей рот, чтобы она не кричала. Она видела в тёмном зеркале их отражение: его могучее, волосатое тело, нависшее над её маленьким, бледным; как его тёмный член исчезает в её светлом теле; как её грудь трясётся в такт его движениям. Это зрелище свело её с ума. Она кончила быстро и тихо, кусая его ладонь. Он же, выдернув член, заставил её встать на колени и кончил ей на лицо, заляпав спермой губы, щёки и волосы. —Оближи, — приказал он, поднося к её лицу свой ещё пульсирующий член. Она послушно облизала его, собирая с него свою смесь и его сперму, глотая это, чувствуя себя последней шлюхой. —Теперь умойся и иди спать к мужу, — бросил он, отходя, и вышел, оставив её на коленях в луже её стыда и наслаждения.

Лена вернулась в комнату. Саша мирно спал. Она легла рядом, чувствуя, как сперма Зураба засыхает на её лице, а его запах пропитал её насквозь. Она знала, что это порочно, грязно, низко. Но её рука снова потянулась между ног. Она была ненасытна. Она была его вещью. И это было самое сладкое унижение в её жизни.