Мысль о том, чтобы снова увидеть Аню, заставляла меня физически тошнить. Тело горело огненными воспоминаниями: ее влажные пальцы на моей коже, ее вкус на моем языке, унизительная дрожь в моих собственных коленях. Я поклялась себе, что не пойду. Но к утру мое тело, предательское и запутанное, само вело меня к бассейну, будто на поводке.

После плавания она ждала меня не у воды, а прямо у в хода в раздевалку, прислонившись к косяку. Ее взгляд, тяжелый и знающий, пронзил меня насквозь.

«Снова заставляешь меня ждать? — сказала она без предисловий, беря меня за локоть и ведя внутрь. Ее хватка была обжигающей и неоспоримой. — Уроки должны начинаться вовремя».

Она повела меня не в душевую, а в другую сторону, мы прошли вдоль бассейна и зашли в самую глубь подсобного помещения, где хранился инвентарь. Воздух пах резиной и сыростью. Она захлопнула дверь, и щелчок замка прозвучал как приговор.

«Сегодня, — она обернулась ко мне, — мы будем говорить о доверии. И о наказании за непослушание. Ты избегала меня вчера и пыталась сделать это сегодня, не думай что я не заметила. Это недопустимо».

Мое сердце упало. «Аня, пожалуйста… давай просто пропустим сегодня…»

«Молчи», — ее голос был резким, как удар хлыста. — «Раздевайся. До гола. Я должна видеть, как краснеет твоя кожа от стыда. Это мой барометр твоей искренности».

Руки сами, с противной покорностью, повиновались. Пальцы дрожали, расстегивая застежки. Купальник упал на бетонный пол влажным комком. Я стояла, скрестив руки на груди, пытаясь прикрыть хотя бы набухшие от страха и холода соски, лобок, все то, что уже знало ее слишком хорошо.

Она медленно обошла меня вокруг, изучающим, холодным взглядом. «Руки за голову. Шире расставь ноги. Я должна видеть все. Каждую часть тебя, которая пыталась от меня убежать».

Слезы потекли у меня из глаз, но я послушалась. Поза была невыносимо унизительной, выставляющей напоказ всю мою наготу, каждую складку моего тела, груди, лобок, половые губы, всё было открыто. Я чувствовала, как по моей коже ползут мурашки, а щеки пылают адским огнем.

«Хорошо, — прошептала она, останавливаясь передо мной. — Теперь твое наказание. Ты будешь служить мне. Но сегодня — молча. Ни звука. Только послушание».

Она сняла свой купальник, села на ящик с мячами для поло, откинувшись назад. Ее руки медленно, с демонстративной неспешностью, скользнули вниз по ее собственному телу — к упругому, смуглому животу, ниже, скользнули вниз по гладкой коже ее лобка. Она раздвинула губы пальцами, обнажив розоватую, уже влажную плоть.

«Подойди и встань на колени. И смотри. Смотри, как твоя хозяйка приводит себя в порядок после твоего отвратительного поведения».

Я опустилась на колени, не в силах отвести глаз. Ее пальцы двигались с хирургической точностью — растирали, щипали, входили внутрь, выходя оттуда блестящими. Ее стоны, тихие и властные, заполняли маленькую комнату. Я чувствовала, как между моих собственных ног предательски пробегает тепло, и ненавидела себя за это еще сильнее.

«Вот видишь, как просто, — ее голос прерывался. — А ты заставляешь меня делать это самой. Из-за тебя я вся на нервах».

Она внезапно убрала руку и резко вытерла пальцы о мое плечо. «Теперь ты. Кончи за меня. Ясно? Я хочу посмотреть, как ты это делаешь. Своими неумелыми ручками. Чтобы я могла тебя критиковать».

Это было уже за гранью. Я затрясла головой, рыдая. «Нет… я не буду… не заставляй меня…»

«Будешь, — ее глаза стали ледяными. — Или я выйду отсюда и расскажу всем, какая ты грязная, испорченная шлюшка, которая сама напрашивается на это, а потом делает вид, что ее заставили. Все поверят мне, а не тебе».

Угроза была настолько чудовищной и настолько реальной, что во мне что-то сломалось. С рыданием, с ощущением падения в бездну, я подняла дрожащую руку и коснулась себя там, где уже все горело от стыда и непонятного возбуждения. Перед ее оценивающим, холодным взглядом.

«Давай же, — она подбадривала меня язвительным шепотом. — Покажи, на что ты способна. Быстрее. Грубее. Ты же этого хочешь, да?»

Я ласкала себя между ног, рыдая, глотая слезы, ненавидя каждое свое движение, каждую частичку своего тела, которая отзывалась на это прикосновение. Но чем дольше я это делала, глядя в ее бездонные, командующие глаза, тем страннее становилось внутри. Стыд начал смешиваться с чем-то еще… с острым, колючим любопытством. А что, если она и правда что-то знает? Что, если за этим унижением есть какой-то другой, темный смысл?

Я чувствовала, как нарастает волна, незнакомая и всепоглощающая. Мои пальцы двигались быстрее, уже не так неумело, я терла себя между половыми губами, массировала свой клитор, самое страшное что мне это нравилось и за это я себя ненавидела

И в этот момент она резко встала. «Достаточно. Урок окончен».

Волна схлынула, оставив меня на холодном полу, униженную, размазанную и неудовлетворенную. Любопытство осталось, жгучее и незавершенное.

Она оделась, глядя на меня сверху вниз. «Сегодня ты избежала финала. Но завтра, — она сделала паузу, и в ее глазах мелькнула искра предвкушения, — завтра мы доведем все до конца. Придешь — узнаешь, на что на самом деле способно твое тело. Не придешь… ну, ты знаешь, что будет...».

Она вышла, оставив дверь открытой. Я сидела на полу, вся в слезах и в собственном стыде, с телом, которое все еще трепетало от ее взгляда, и с умом, который отчаянно кричал «беги!», но в котором уже поселился крошечный, ядовитый червь сомнения. А что, если она и правда может показать мне что-то такое, отчего мир перевернется?

Я встала и побежала прочь. Я решила избегать ее. Я буду гнать от себя эти мысли. Но где-то в глубине души я уже знала, что ее последние слова будут преследовать меня весь вечер, всю ночь. И этот вопрос — «а что, если?» — будет гореть во мне ярче любого страха.

4856   19 6018  9   1  +10 [5] Следующая часть

Стыд, смущение, подчинение, мастурбация, лесби