Следующие две недели мы с Аней встретились четыре раза — каждый раз с адреналином в жилах, ни разу не дома, чтоб не навести подозрений. Первая встреча случилась во вторник, во время её вечерней пробежки в парке. Я ждал после заката в густых зарослях ив у воды, где тропинка петляет в тени. Она пробежала мимо, замедлилась, оглянулась — глаза блеснули узнаванием. Мы нырнули в кусты, прижались к стволу, её потные волосы липли к шее, дыхание сбивалось. Я задрал её леггинсы, вошёл сзади резко, прижимая к коре, она закусила кулак, чтоб не стонать, пока велосипедисты проносились в десяти метрах. Риск бил в голову, как вино, — она кончила первой, тело задрожало, сжав меня внутри, и я последовал, кусая плечо, чтоб не заорать.

В пятницу — в кинотеатре на позднем сеансе, какой-то унылый триллер, задний ряд пустой, кроме нас. Свет погас, и её рука сразу нырнула в мои штаны, пальцы сжали член, дроча медленно, пока я запустил руку под юбку, тёр клитор через трусики. Она сползла на колени между сиденьями, взяла его в рот, сосала жадно, голова качалась в ритме саундтрека, слюна капала на пол. Потом села сверху, лицом ко мне, и мы трахались мелкими толчками, чтоб кресло не скрипело, — она кусала губу, глаза в глаза, а в зале кто-то кашлял в трёх рядах впереди. Кончили одновременно, она уткнулась в шею, тело пульсировало, и мы вышли, как ни в чём не бывало, с попкорном в руках.

Ещё один раз — в примерочной большого торгового центра в субботу днём, когда народу полно. Она "пробовала" платье, позвала меня "помочь с молнией", и я влетел в кабинку, закрыв штору. Прижал её к зеркалу лицом, задрал подол, вошёл сзади, глядя, как её сиськи расплываются в отражении. Она стонала тихо в ладонь, пока за стенкой шуршали вешалки, и продавщица окликнула: "Всё в порядке?" Мы замерли, член внутри неё пульсировал, она кивнула мне, и мы кончили молча, дрожа, сперма стекла по бедру — пришлось вытирать салфетками из сумки.

Последний раз совсем чумовой — в лифте офисного здания, где она работает, вечером, когда все разошлись. Я подкараулил на парковке, зашёл следом, нажал кнопку на последний этаж. Двери закрылись, и она набросилась первой — сорвала ремень, опустилась на колени, сосала торопливо, пока лифт полз вверх. На полпути я поднял её, прижал к стенке, трахнул стоя, её ноги вокруг талии, стоны в ухо — кончили, когда лифт звякнул на крыше, и мы вывалились, растрёпанные, счастливые.

А потом позвонил Славка — голос серьёзный: "Старик, давай встретимся, надо поговорить." Сердце ёкнуло, холодный пот по спине — неужели узнал? Всё? Мы сели в баре, пиво перед нами, он вертит стакан, не глядя в глаза. "Лёш, Анька в последнее время... изменилась. Задерживается на работе допоздна, дома сама не своя, то взорвётся ни с чего, то обнимет и не отпустит. Ты не знаешь, у неё кто-то появился?" Я глотнул пива, улыбнулся криво: "Не знаю, брат. Может, на работе замоталась, или гормоны шалят — бабы в нашем возрасте такое вытворяют. Не накручивай." Он кивнул, выдохнул: "Да ладно, просто... сделаю ей предложение. Откажется — ну, не судьба значит. Я не буду держаться." Я хлопнул по плечу, внутри всё сжалось.

Через несколько дней она позвонила — голос дрожит: "Лёш, надо встретиться. Срочно." Мы уселись в баре в центре, вечером, народ снуёт, музыка играет тихо. Она села напротив, глаза красные, пальцы теребят салфетку. "Славка... сделал предложение. Вчера вечером, с кольцом, на коленях. Я... не знаю, что сказать." Слёзы покатились, она шмыгнула носом, голос сорвался: "Зачем ты вернулся в мою жизнь, Лёш? Зачем? Всё было ровно, я строила планы, а ты... ты меня сломал снова. Я люблю его, он хороший, стабильный, но ты... ты теперь везде, в каждом воспоминании, в каждом вздохе. Что мне делать? Я не знаю..." Она ударила кулаком по столу тихо, потом по моей руке — не больно, отчаянно, слёзы капали в кофе. Бедная моя Анечка, подумал я, глядя на неё — такая растерянная, губы дрожат, плечи сутулятся, как будто весь мир навалился. Она хочет и его — надёжного, с планами на дом и детей, — и меня — с этим безумным огнём, который жжёт нас обоих. Присел к ней поближе, прижал к себе, она уткнулась в плечо, всхлипывая тихо, отставляя мокрое пятно на рубашке. Я глажу её по спине, чувствуя, как она дрожит. Сердце сжимается — люблю её, чёрт... люблю эту уязвимость, эту бурю под кожей.

Я сидел, обнимая её, и мысли крутились вихрем. Не хочу терять её — эту близость, этот вкус, эти стоны. И Славку не хочу — он брат, всегда был, с ним легко, без драм. Вернуть её назад? Легко, она уже моя, стоит шепнуть. Но вместе мы — катастрофа. Итог будет прежний — ссоры и развод. Врозь? Теперь не вариант — она в крови, как наркотик. Я не хотел быть её мужем снова, с бытом и скандалами. Хотел быть рядом. Рядом с её киской, мокрой и жадной, с её телом, которое знает меня наизусть. И вдруг всплыло то видео — аппетитно выпяченная попка, когда она сосала Славке, круглая, зовущая; полураскрытая киска после, розовая, блестящая, как приглашение для ещё одного члена в той спальне. Блин, да. В голове щёлкнуло — план, безумный, но идеальный. Все вместе. Она получит стабильность и огонь. Мы — её. Я отстранился, заглянул в глаза, вытер слёзы большим пальцем: "Ань, мы не можем быть вместе, как раньше. Но мы можем сделать это все вместе — ты, я и Славка. Ты получишь всё, чего хочешь: его любовь, мою страсть. Без лжи, без тайн."

Она отшатнулась, глаза расширились: "Ты с ума сошёл! Это... это безумие!" Голос сорвался в шёпот, щёки вспыхнули.

— Послушай, Ань, я знаю, как всё обставить. Доверься мне, как раньше.

— Нет... зря я... — она не договорила, схватила сумочку, вскочила и ушла стремительно, каблуки стукнули по плитке, дверь хлопнула.

Я выдохнул, пальцы забегали по телефону. СМС: "Если передумаешь, я буду ждать в мужском туалете через пять минут." Выждал четыре минуты — сердце колотилось, как барабан, — потом встал, прошёл в конец зала. Туалет — маленькая комната с раковиной, писсуарами и отдельной кабинкой, без окон, музыка из зала долетала приглушённо. Не запер дверь, зашёл в кабинку, встал у стены. Жду. Пять минут — тишина. Шесть — только гул вентилятора. Семь — ну нет так нет, думаю, может и к лучшему. Уже потянулся к ручке, но услышал — дверь в туалет скрипнула, шаги медленные, нерешительные, каблуки. Тихонько приоткрыл дверь кабинки — она.

Смотрит на меня, губы дрожат, глаза мокрые, но полные решимости — в них смесь страха и того самого огня, который всегда меня разжигал. Мы в кабинке туалета, тесно, воздух тяжёлый от запаха дезинфекции и её духов. Я прижимаю её к стене, впившись губами в рот — страстно и жадно, руки скользят по телу, под юбку, к бедрам. Она отвечает, стонет тихо в поцелуй, пальцы впиваются в мою рубашку, потом ниже — к ремню, расстёгивает, тянется к члену, обхватывает через ткань, сжимает, и я чувствую, как он дергается, твердеет в её ладони. Мои пальцы тем временем ныряют под трусики — горячая, уже влажная, я провожу по складкам, она вздрагивает, толкается навстречу, дыхание сбивается.

Вдруг — скрип двери, шаги, голоса. “Блин, чувак, срочно в сортир, пиво давит, ” — хохотнул один. Мы замираем, Аня шипит: “Ш-ш, ” — и мы тихо запираем кабинку на защёлку, прижимаемся друг к другу, сердца колотятся в унисон. Двое молодых — голоса звонкие, пьяные, лет по 25, судя по мату и смеху. Они подходят к писсуарам, ширинки расстёгивают, зажурчали струи.

— Слышь, Серый, а помнишь Катюху с нашей тусы? Ту, что в мини-юбке, как шалава на панели? — начинает первый, голос низкий, с хрипотцой. — Я её вчера в подсобке завалил. Сказала: “Давай в ротик, милый, ” — и на колени. Заглотила по самые гланды, слюни текут, глаза вверх смотрит, как порнозвезда. Я ей в волосы вцепился, насаживал, как куклу, — она давится, но не отстраняется, мычит: “Ещё!” Кончил ей в глотку, она всё слизала, ни капли не упустила. Блядь, талант!

Второй заржал, струя его шуршит громче: “Ха, повезло тебе, она мне в машине отсос устроила, но по-королевски. Села на приборную панель, юбку задрала — без трусов, сука, уже мокрая, как после дождя. Я ей пальцами поработал сначала, два сразу в пизду засунул, она извивается, стонет: “В рот, быстрее!” Обхватила губами — язык такой ловкий, по яйцам лижет, по стволу скользит, как змея. Я чуть руль не сломал, в ритм ей толкаюсь, она давит глубже, слёзы текут, но сосёт, как пылесос. Кончил на лицо — вся в сперме, как крем на торте, и смеётся: “В следующий раз в попу?” Шалава конченая, но охуенная!”

Я смотрю на Аню — её глаза расширились, щёки горят, но в них не отвращение, а что-то дикое, возбуждённое от этой пошлости за стенкой. Риск жжёт внутри: эти два придурка ссут в метре от нас, треплются о своей “Катюхе”, а я здесь, с моей Аней, бывшей женой, матерью сына, которую люблю до боли. Это контраст бьёт по яйцам — они хвастаются дешёвой еблей, а я опускаюсь на колени перед ней, стягиваю трусики вниз, медленно, чтоб не шуршать, они падают к щиколоткам, и вот она — моя,  киска розовая, набухшая, сок блестит на складках. Вдыхаю её запах — родной, от которого каменеет в трусах мгновенно, и это жжёт сильнее их мата: она не шалава для случайных хуёв, она моя, и я ныряю лицом ближе, язык высовываю, лизну сначала по внешним губкам — мягко, плоско, собирая влагу, вкус кисло-сладкий, как спелый плод, она вздрагивает, прижимает мою голову рукой, чтоб не шуметь.

Я раздвигаю складки пальцами, проникаю языком глубже — кругами по клитору, он набухает под языком, твёрдый, как кнопка, посасываю его нежно, чмокаю тихо, она зажимает рот ладонью, бёдра дрожат, толкаются навстречу. Чувствую себя королём в этом аду: адреналин от их голосов, которые эхом отдаются, их грубый смех — “Да она нам всем глотки прочистит!” — а я вылизываю её, как сокровище, проникаю языком внутрь, трахая им дырочку, смакуя каждый миллиметр, слюна моя смешивается с её соками, капает на пол, и кайф от контраста рвёт: они кончают в чужую глотку, а я заставляю её течь от моего языка, она моя, настоящая, и это тайна сильнее оргазма.

Они умываются — вода плещет, мыло пенится, смех затихает: “Ладно, пошли, ещё по одной нальём, может, Катюху найдём, третью смену устроим.” Дверь хлопает, шаги удаляются, тишина накрывает, как одеяло, и только дыхание Ани — прерывистое, горячее — эхом в кабинке.

Мы вылетели из кабинки, набросились друг на друга неистово — как звери, жаждущие друг друга. Я прижал её к стене, запер дверь в туалет на задвижку, впился в губы, язык внутри, её руки рвут рубашку. Она толкнула меня бедром, спустила трусы — член выскочил, твёрдый, готовый. Задрала свою юбку, подняла ногу, обхватила мою талию, и я вошёл одним толчком, до упора — туго, она ахнула в рот, впиваясь ногтями в плечи. Трахаю стоя, жёстко — бёдра хлопают о стену, она выгибается, сиськи болтаются, соски трутся о мою грудь. "Да, Лёш, трахай!" — выдохнула она хрипло, музыка из зала заглушала стоны, но адреналин от риска — кто-то может постучать — бил в виски. Я сжал её попку, поднял выше, вбился глубже, чувствуя, как она сжимается внутри, сок течёт по бёдрам. Она кусает шею, царапает спину — дико, отчаянно, слёзы смешались с потом.

Ближе к краю вытаскиваю руку, сую два пальца в её рот — она обхватывает губами, сосёт жадно, как член, глаза в глаза, полные похоти. "Ты хочешь этого?" — прошептал я, толкаясь сильнее.

— Да! — простонала она, давясь пальцами, тело задрожало.

— Ты хочешь нас обоих?

— Да! — вырвалось с хрипом, и это сломало нас. Оргазм накрыл одновременно, самый сильный в жизни — волна ударила от живота, тело выгнулось, она завыла в пальцы, сжимаясь вокруг меня так, что я кончил внутрь, струи били, ноги подкосились, мы сползли по стене, обнимаясь, тяжело дыша, сперма и сок на полу. Мы никогда так не кончали — как будто мир взорвался, оставив только нас, мокрых, дрожащих, сломанных и целых одновременно.