ЛАРИСА И АЛЕКСАНДР ГЛАГОЛЕВЫ.

Чета Глаголевых приходила в себя после бурного секса. Александр возлежал на спине, его жена Лариса прижалась к нему и водила пальчиком по его широкой груди, время от времени целуя его соски.

— Как там наш молодой муж поживает? – с легкой ухмылкой спросил свою жену Александр Петрович, целуя в ответ её пальчики.

— А хрен его знает, - ответила та. – Вроде нормально. Он стал больше времени уделять своему дому, раньше Котов довольно часто оставался ночевать на работе, сейчас не так, он после работы едет домой, к жене.

— И что там, у него дома?

— Не знаю, - пожала плечами Лариса. - У нас с ним договоренность – мы не лезем в дома другу друга. Прослушки там нет.

— А дом её матери?

— А там ничего особенного нет. Пустая болтовня. Хотя...

— Что? – насторожился Глагол. Ему не нравилась вся эта история с возвратом Светланы в «семейную лодку», его чуйка шептала ему о том, что в этой истории что-то не то. Как бы Котов не наломал дров.

— Светлана толком ничего своей матери не рассказывает. Либо отмалчивается на её вопросы о семейной жизни, либо односложно отвечает, либо переводит разговор на другую тему. Я её пару раз видела в торговом центре. Не выглядит она счастливой женой. Что-то там у них не так. Я не могу аргументировано, опираясь на факты утверждать это. Помнишь, как в том кино? Баба, она сердцем чует. Вот и я чую – хреново там все. Она ничего не помнит, и пытается подстроиться под изменившуюся ситуацию, быть женой. А он, в отличие от неё, помнит всё и не принимает её попытки быть женой.

— Мда. Вот что, любимая жена. Покопайся в этом деле потщательней. Поглубже копни. Что-то там не то. Та запись явно была не полной, обрезанной и из неё мало что понятно. Надо размотать этот клубок.

— Я поняла тебя. Попробую.

Глагол лежал, закрыв глаза, и размышлял. Котов – важная часть в системе обороны его семьи. Лом, это этакий налог los escuadrones de la muerte. Ломтиков и его люди были необходимы тогда, когда Глагол «врубал» режим террора. Чтобы запугать, подавить противников и конкурентов. Что бы сзади все пылало, а впереди все разбегались от ужаса. Этакий цепной Цербер. Котов... Котов в свое время служил в разведке, в военной разведке, в частях специального назначений, которые работали в глубоком тылу противника. Обнаруженная разведгруппа это уничтоженная разведгруппа, это аксиома, посему Котов привык делать все «на мягких лапах», без лишнего шума. И людей подбирал себе таких же. Нет, это не значит, что он работал «в белых перчатках», нет. Когда надо было быть жестким, жестоким, он был им. Если разведгруппа во время поиска встречает гражданских, то те подлежат безусловной ликвидации и не важно кто это – женщина, старик, ребенок. Сантиментам тут места нет, скрытность важнее всего, скрытность это вопрос выживания разведгруппы, скрытность необходимое условие для выполнения задания.

Котов необходим и важен. Если дома у него не все ладно, то это обязательно отразиться на работе, к гадалке не ходи. Посему семейные проблемы Котова – это проблемы семьи. И теперь, когда он вернул эту девку себе в дом, эти проблемы надо решать.

— Хорошо бы с Хрусталиком переговорить, - задумчиво проговорил он.

— Саша! – Лариса ущипнула мужа.

— Ой!

— Вот тебе и «ой»! Зачем ты тащишь работу постель?! Ты как тот лесоруб из анекдота, который в лесу говорит о бабах, а с бабами говорит о лесе.

— Извини, дорогая...

— Извиняю, - вздохнула Лариса. – С Хрусталевой поговорить будет сложно.

— Что так?

— Назар её на «пенсию» отправил. Недавно, неделю назад.

— Это точно? - напрягся Глагол. Еще бы не напрячься, Назаров, его прямой конкурент меняет старого начальника своей службы безопасности на нового, отправив Хрусталеву Юлиану Сергеевну на вечный покой. С Назаровым у него идет давняя экономическая война, да на ней не стреляют, но и финансовые потери вещь малоприятная

— Ну как сказать... Сегодня информация поступила. Назару стало известно, что через «кротов», что нам внедрила Хрусталева, мы гнали Назарову дезинформацию. Из-за этого Назаров понес большие убытки, потерял ряд контрактов, прогорел в кое каких проектах. Вот он и осерчал на неё. Теперь у Назара новый «безопасник», кто-то новый людей, я не знаю этого человека, пока я собираю справки о нем. А Хрусталик... Она или в земле, или же в бегах. Могла, могла вовремя скрыться, она баба жизнью битая, с чутьем, та ещё сука.

— Лара, если она жива, её надо найти. Обязательно найти и «пригласить» на беседу, она очень много знает. Займись этим.

— Приказ принят к исполнению, любимый муж, - вздохнула Лариса и скользнула в низ, к паху Глаголева и тот ощутил горячую влагу рта на головке члена. Он выдохнул и расслабился, принимая ласку жены...

КИРИЛЛ

Странное ощущение. Я люблю и ненавижу её. Я так ждал, что она начнется и вот это случилось. Я забрал её себе. Против её же воли. И вот, первая брачная ночь, она рядом, лежит, свернувшись калачиком, спиной ко мне. Делает вид, что спит. И меня накрывает... Я медленно стягиваю с неё одеяло и нежно целую её плечико. Она вздрагивает и замирает, чуть дыша. Я глажу её плоский животик, упругую грудь. Она идеально помещается в мою ладонь, даже чуть больше. Соски уже твердые, она тоже возбуждена, я сдавливаю их, ласкаю и снова слышу её снова стон.

— Такая сладкая девочка, не мог оторваться, — не узнаю свой хриплый голос.

Я переворачиваю её на спину, целую, кусая губы, веду вниз по щекам, шее, она выгибается в моих руках, наверное, оставляю засосы, но мне плевать, словно голодный, слегка прикусываю нежную кожу.

Шикарная грудь, высокая, упругая с аккуратными сосочками, я впиваюсь в один из них губами. Света часто дышит, чувствую, как бьется ее сердце, а мое готово вырваться наружу.

Член давно уже стоит под колом, яйца поджаты, того гляди кончу, как подросток. Она стонет. А я целую второй сосок, облизывая его, слегка сжимая грудь пальцами.

— Что вы... делаете... я... я не хочу... Кирилл... Кирюша... ещё... а-а-а-ах-х-х-х-х.

Света так стонет, словно мой член уже в ней, но это еще не так. Я еще не попробовал ее главную сладость.

СВЕТЛАНА

Кирилл целует меня, а я не могу даже сопротивляться, все происходит само собой. А ведь я совсем не знаю этого мужчину, я вижу первый раз в жизни. А вот сейчас он ласкает мои груди, мои соски, нежно посасывая, а иногда покусывая, и снова лижет.

Я не думала, что моя грудь настолько чувствительна, соски напряжены и набухли, по телу идет дрожь. Надо сказать «нет», оттолкнуть, я ведь не такая, я не должна вот так сразу...

— А-а-а-а-а... м-м-м-м... а-а-а-а.

Кирилл снова прикусывает сосок, обводит его языком, смотрю на это, и голова идет кругом, возбуждение вихрем крутит низ живота, я реально теку от его поцелуев и ласк. Он отрывается, поднимает глаза на меня, они у него почти черные, дышит часто.

— Такие сладкие, не могу оторваться. Я потом кончу на твою грудь и размажу по ней сперму.

Господи, да что это такое? Такие пошлости, но они заводят, так и представила, как он кончает мне на грудь, изливаясь спермой, а потом растирает её своим членом.

С ума сойти.

Нет, это я уже сошла с ума. Я нимфоманка. Я потекла, как только он дотронулся до меня. Я шлюха, что готова течь от первого же мужика... Может он, поэтому и хотел меня бросить? Может быть, я изменила ему и он...

Снова целует, уже в губы, настойчиво, требовательно, а сам скользит рукой под шорты. Напрягаюсь, сводя бедра, чисто на инстинкте. Кирилл замирает сам, ласкает живот, поцелуи становятся медленней, тягучей. Я отвечаю, цепляясь за его голые плечи.

Боже, что подумает мама? Но все мысли о том, что кто-то там может что-то подумать, лопаются как мыльные пузыри, когда я расслабляюсь, и пальцы Кирилла накрывают мою промежность, сразу задевая клитор.

— Ах-х-х-х-х... а-а-а-а-а.

Словно маленький разряд тока по телу и легкая дрожь.

— Раздвинь ножки, дай мне потрогать тебя, дай мне потрогать твою киску.

Снова эти слова, сбивающие все мысли в голове.

Я даю.

Он трогает.

А я кричу громче лишь от нежного касания моей уже возбужденной плоти. Часто дышу, обнимаю Кирилла за шею, смотрю в глаза, вижу, как он напряжен, а потом лишь мельком смотрю вниз. Его член стоит, вижу, насколько он крупный, сглатываю. Но снова вскрикиваю, когда я, раздвинув ноги еще шире, позволяю трогать себя более откровенно.

Пальцы размазывают по половым губам влагу, которой так много, что мне стыдно, он так мастерски скользит по клитору, чуть надавливая, а потом вниз, дразня вход во влагалище.

— Какая влажная девочка, такая мокрая, текущая киска, с ума сойти. Ты такая....

— Какая я? — спрашиваю почти шепотом, ловя тот кайф, что приносят его пальцы.

Но вот он вводит один, медленно толкаясь, вскрикиваю. Делает несколько движений, растягивая, давит на какие-то точки, от этого хочется выть, прикусываю губу.

— Такая гладенькая, нежная, возбуждённая. Я чувствую пальцами, как ты течешь, как твоя девочка течет на них.

Хочу, чтоб он замолчал или продолжал говорить, а еще, чтоб не останавливался никогда. Вот во мне уже два пальца, сгибает их, движения резче, я опираюсь на больную ногу, совсем не чувствую боли, еще шире развожу бедра.

— Такая узкая девочка. Такая ты нежная, — шепчет, целуя шею.

Движения жестче, я почти кричу в голос от невероятных ощущений и накрывающих эмоций. Не понимаю, что со мной, глотаю ртом воздух, но Кирилл целует, продолжая насаживать на свои пальцы. Внутри разрывается большой огненный шар, разливаясь по всему телу горячей лавой. Я кончаю таким оргазмом, которого не было никогда.

— А-а-а-ах-х-х-х... а-а-а... боже... а-а-а-а.

— Да, сладкая, да, кончай. Сожми мои пальцы своей киской, сожми их.

Сжимаю его пальцы, как он и просит, царапаю плечи, перед глазами белые круги, голова кружится. Меня медленно, но отпускает, Кирилл вынимает пальцы и снова ласкает клитор, словно продлевая мое удовольствие.

Тело почти невесомо, открываю глаза, вижу, как Кирилл, убрав из меня руку, облизывает свои пальцы.

— Попробуй, какая ты.

Словно под гипнозом, открываю рот, облизывая пальцы мужчины, пробуя свое возбуждение на вкус, тоже первый раз в жизни. Так порочно, так откровенно и так сексуально.

Тянет меня на себя, слова целуя в губы, мне кажется, что они уже опухли от поцелуев.

— Хочу попробовать тебя.

А вот это точно ступор. Но мне не дают опомниться, он оказывается между моих разведенных ног, больше сгибая их в коленях, закидывая себе на плечи. Гладит внутреннюю, самую чувствительную поверхность бедер, задевая пальцами нижние губки. Движения легкие, скользящие. Я представляю, насколько я там мокрая, закрываю лицо ладонями, откидываясь на кровать.

А потом происходит совершенно невероятное. Меня снова пронзает током: там, внизу, он ласкает меня уже языком.

Кирилл нежно целует, проводит по промежности языком, не задевая чувствительный клитор. Раздвигая губки в стороны, дразнит, скользит губами, снова целует. Я снова теку, я чувствую это, прикусываю ладонь, чтоб не закричать в голос от удовольствия.

Вот его настойчивый язык начинает лизать клитор, он пульсирует, словно оголенный нерв, опускается ниже, проникает внутрь, трахая меня им. А меня выворачивает, колотит. Сминаю покрывало пальцами, чуть приподнимаясь, смотрю вниз, на макушку мужчины между своих ног.

— Боже мой, боже мой, боже мой... м-м-м-м-м... а-а-а-а-а-а-а... я сейчас умру.

А когда Кирилл начинает посасывать клитор, меня окончательно срывает, выгибаю спину, дергаюсь, кончаю, пытаюсь вырваться. Но он, подхватив меня под ягодицы ладонями, приподнимает, прижимая к своему рту еще сильнее, удерживает, продолжая сосать.

— А-а-а-а-а-а-а-а... Кирил-л-л-л... боже мой, боже, боже.

Кажется, я теряю сознание, это невероятно, просто невероятно.

Наконец он отпускает меня, а я, как безвольная тряпичная кукла, не могу даже пошевелиться. Чувствую тяжесть, Кирилл нависает надо мной, целует в губы.

— Сладкая, твоя малышка безумно сладкая.

Я чувствую на своем языке вкус собственного оргазма, обнимая мужчину за плечи, отвечаю на поцелуй, а он скользит головкой члена по моей, как он назвал, «малышке».

КИРИЛЛ

Моя девочка! Сладкая, очень сладкая. Она кончала на моих губах, от моего языка на ее клиторе, а я не мог наслушаться ее криками. Сжимаю член в кулаке, провожу несколько раз, подрачивая. Яйца поджаты, возбуждение бьет по нервам, а еще эта девочка, вся такая раскрытая передо мной, доступная, невероятно соблазнительная.

Колени широко расставлены, темно-розовые половые губки набухли и блестят от влаги, клитор отчетливо выделяется между ними. Я, как маньяк, все смотрю и не могу отвести глаз. Плоский животик, торчащие сосочки на идеальной груди, провожу по ней другой рукой, нависая над Светой, целуя в губы. Как я скучал по ней.

Если я сейчас не окажусь в ней, то точно залью спермой все вокруг, меня реально колотит так, что не слышу своих мыслей. Целую жадно, насилуя ее рот языком, глотая стоны. Она хочет еще, чувствую, что хочет. Ведет бедрами, а я трусь головкой члена о ее раскрытое лоно.

Тянусь к тумбочке, открываю, быстро шарю рукой, ищу презервативы, нахожу, надрываю зубами фольгу, сам смотрю Свете в глаза, в них столько всего: удивление, желание, недоумение, страх.

Все происходит молча, судорожно раскатываю латекс по стволу, в нем, конечно, ощущения не те, но мне не шестнадцать, чтоб думать не головой, а головкой.

Целую грудь, облизывая сосок, подхватываю Свету под попку, сжимая ягодицы, разводя бедра еще шире, направляя член, медленно вхожу в нее. Сжимаю челюсти, толкаюсь глубже, Света часто дышит, снова кусает губки, а я смотрю в ее глаза и боюсь потерять контроль над собой.

— Малышка, ты такая узкая...

Света лишь крепче хватает меня за шею, я вхожу глубже. Хочется натянуть ее на себя со всей силы, войти на всю длину, но, словно мазохист, делаю это медленно.

— Такая узкая, сжимаешь меня до боли.

Делаю резкий толчок, наконец заполняя ее полностью, Света замирает, кричит громче, впиваясь ноготками в мою шею. Я останавливаюсь, даю ей привыкнуть, целуя, покусывая губы.

Начинаю двигаться, чувствую, как напряжена во мне каждая мышца, как по спине стекает пот, слышу собственные хрипы. Сладкая девочка, безумно сладкая, а еще горячая.

— Дьявол, малышка, ты невероятная.

Приподнимаюсь, хочу видеть, как мой член входит в нее, смотрю вниз, киска раскрыта, она принимает меня так глубоко, как я только могу войти. От стен комнаты отражаются Светины крики, сгибаю ее колени, прижимая к своей груди, теперь смотрю, как Света мечется подо мной, как мнет пальцами покрывало, как она прекрасна в тусклом свете ночника. Соски торчат, такие набухшие, во рту скапливается слюна, как хочу их пососать, грудь колышется от моих толчков, Света кусает губы.

Растягиваю удовольствие нахождения в ней, свожу ее колени вместе, чуть смещая ноги вправо, держу их. Так трение еще больше, делаю резкие и глубокие толчки. Снова развожу колени, натягивая Свету на свой член.

Чувствую, что сейчас кончу, внутри все напрягается, в висках стучит пульс, хочу, чтоб она кончила ещё раз на моем члене.

— Кончай, сладкая, кончай, не могу больше, да, девочка, вот так, сожми меня сильнее... кончай со мной... кончай.

Света словно слушается меня, выгибает спину, сжимая мой член, выдаивая из него сперму. Я делаю два последних толчка, кончаю вместе с ней, сперма толчками вырывается в презерватив, двигаю бедрами, продолжая кончать, дышу часто, сердце готово разорваться внутри.

Упираюсь ей в плечо лбом, оргазм отпускает долго, словно у меня не было секса неделю. Выхожу медленно, перекатываюсь на бок, чтоб не раздавить девушку, прижимаю ее к себе.

Мы лежим молча, гладим, ласкаем друг друга и незаметно для себя засыпаем...

СВЕТЛАНА

Прошел месяц, как я вернулась в "семейное гнездышко". И у меня складывается впечатление, что мужей у меня двое. Я живу с разными мужчинами. Одного я называю Кирилл Темный. Он ласковый, любящий меня, он первоклассный, любовник. Но он со мной только ночью. А днем со мной Кирилл Светлый. Это тот, который встретил меня, когда приехала из больницы. Холодный, отчужденный. Который смотрит на меня, как на пустое место. Я не понимаю, в какие игры со мной играет со мной муж. Может быть, он болен? Или эта я больна и накручиваю себя? После той волшебной ночи я... Утром я проснулась, его уже не было. Я оделась, спустилась вниз и встретила его уходящим на работу. Я думала, что он подойдет ко мне, что-то скажет, поцелует. Он прошел мимо меня, как мимо табуретки. Ни здравствуй, ни прощай. Вечером тоже самое. Днем мы не разговариваем, мы не общаемся. А ночью. А ночью я теку и кончаю у него на губах. Мы... Ночью мы любящая пара. Мы вытворяем немыслимые вещи, я веду себя, как распутная девка, что с пятнадцати лет трахается со всеми подряд на «вписках». Я просила, и он кончал мне в рот, на груди и лицо, он вылизывал мою попку, а затем трахал меня туда... Днем – чужие люди. Как попутчики в купе поезда. Зачем он это делает со мной? Я не понимаю его. Я не понимаю себя. Я вообще ничего не понимаю... Это какой-то кошмар, из которого нет выхода. Я пытаюсь сблизиться с ним, а он... Я на его день рождения  купила ему подарок, он принял его, сухо поблагодарил, но так и не достал его из упаковки. В один из вечеров он куда-то собирается.

- Ты уходишь? Куда? - спрашиваю я его.

- День рождения приятеля, - нехотя отвечает он.

- Вот как... У вас чисто мужская компания?

- Нет, мы будем отдыхать семьями, - отрубает он.

- А как же я? Кирилл, почему ты не берешь меня... - начинаю я, но он грубо обрывает меня

- Там будут близкие мне люди. Тебе там делать нечего! – зло бросает он и уходит.

Я опускаюсь на стул и чувствую, как слезы бегут по моим щекам. Что я такого сделала там, в неизвестном мне прошлом? Мама ничего не знает. Она ничего мне не говорит, хотя я и спрашивала её.  Говорит, что не знает. Я не знаю что мне делать. Больно, как больно...

КИРИЛЛ.

Какого черта происходит? Зачем я все это делаю? Я не знаю. Я всегда считал себя холодным, рассудительным, рациональным человеком, у которого серьезная работа и у которого нет временя для всякой ерунды. И вот на тебе... Я творю глупости. Большие глупости. Просто огромные глупости. Я пытаюсь держать её на дистанции, быть с ней холодным, бесстрастным. Но это удается только днем. Ночью же... Ночью она вьет из меня веревки, я становлюсь кротким и ласковым.

Она дарит мне подарок на день рождения, но я демонстративно не открываю коробочку, та сиротливо лежит на моем рабочем столе. Я не беру её на гулянку, вру, что там будет семейная встреча, встреча близких мне людей, но ей там делать нечего. Меня как будто черт дергает за язык. Возвращаюсь поздно ночью, раздеваюсь, принимаю душ, ложусь рядом с ней. Вдыхаю медовый запах её кожи и засыпаю.

Едва я провалился в сон, как меня нагло из него выдернули... Вглядываясь в полумрак, понял, что что-то пристало к руке, и резко повернул голову. Но прежде чем разглядел, что это Светлана вновь впивается в мою руку пальцами, я слышу её рваное дыхание. Она как будто плакала.

— Прошу, Кирилл...

Сердце скакануло и бешено забило по ребрам. Я даже не сразу сообразил, что она спит! Спит и ей что-то снится.

— Не поступай так... Нет, — донеслось жалобное.

Тело будто током прошило, я застыл, как статуя.

— Пожалуйста... Кирилл... Я люблю тебя... Не надо так... Пощади...

Я вижу, как несколько слезинок бежит по её щекам... И я целую её слезы, глажу её руку. Она успокаивается и улыбается во сне.

Надо что-то делать. Надо что-то менять. У старшей сестры через неделю день рождения. Я приглашен один, но мы пойдем туда вместе. Пора заканчивать это безумие.

Продолжение следует...