Это мой первый рассказ. Прошу оценить его по достоинству. Хочется понять, стоит ли продолжать писать или лучше не стоит смешить народ. Заранее благодарю.

В тот летний день я, Лёха, и моя девушка Катя гуляли по парку. Катюха выглядела по-летнему легко и непринуждённо: сарафан, белые носочки, сандалии. Ветер играл с её волосами, а она без умолку рассказывала о каком-то новом сериале.

Честно говоря, в последнее время Катя меня сильно раздражала. Её излишняя навязчивость стала невыносимой: бесконечные звонки с вопросами «где ты?», попытки контролировать мои действия, необоснованные обиды. Я давно понимал, что пора ставить точку.

— Кать, — наконец решился я, останавливаясь у скамейки. — Нам надо поговорить. — Она тут же замолчала, настороженно глядя на меня. — Я думаю, нам стоит расстаться.

Её лицо мгновенно побледнело. — Что?.. Почему? — голос дрогнул.

— Просто... Всё не то. Ты слишком навязчива. Мне нужно пространство.

Катюха закусила губу, её глаза наполнились слезами.

— Но я люблю тебя! — выпалила она. — Я хочу всегда быть рядом с тобой!

Я вздохнул. Слова звучали красиво, но я уже не верил в них.

— Я не верю. Покажи, что это правда. Докажи.

Она всхлипнула, но тут же выпрямилась, глядя мне в глаза.

— Я сделаю всё, чтобы доказать свою любовь. Всё, что ты скажешь.

В голове мелькнула безумная мысль — проверить, насколько далеко она готова зайти.

— Тогда ответь: ты согласна выполнять всё, что я скажу? Без вопросов, без возражений?

Катюха замерла. Слёзы всё ещё стояли в глазах, но взгляд стал твёрдым.

— Да, всё, что ты скажешь, — тихо, но уверенно произнесла она. — Если это докажет, что я люблю тебя.

— Хорошо. Тогда сделай вот что: сними трусы и отдай мне.

У нее перехватило дыхание. Общественный парк. Послеобеденная прогулка. Поблизости были люди. Я увидел, как в ее влажных глазах вспыхнула внутренняя борьба: унижение боролось с отчаянной потребностью доставить мне удовольствие, удержать меня. Потребность победила. Ее слегка дрожащие пальцы скользнули под подол желтого сарафана.

Я смотрел на Катю и видел, как она замерла. По её лицу сразу понял: ей дико неловко. Она нервно оглянулась по сторонам — в парке и правда было людно. По аллее прогуливались люди, где-то смеялись ребята у киоска. Катька явно прикидывала, заметит ли кто-то, что она сейчас сделает.

Её щёки вспыхнули алым — даже сквозь лёгкий загар было видно, как она покраснела. Руки дрожали, когда она нерешительно потянулась к подолу сарафана, чуть приподняла его, пытаясь скрыть то, что собиралась сделать. Движения были рваные, неуверенные. Она то и дело косилась по сторонам, будто ждала, что вот-вот кто-то крикнет: «Эй, что это вы тут творите?!»

Я видел, как ей тяжело. Она медлила, пальцы путались в ткани, и я уже подумал, что она передумает. Но нет — всё-таки чуть приподняла подол сарафана, чтобы добраться до трусиков. Снимала она их так осторожно, будто боялась, что ткань вот-вот разорвётся или что её кто-то схватит за руку.

Заметил, как она пытается прикрыться краем сарафана, как нервно облизывает губы. В глазах — чистый ужас и стыд. Она явно представляла, что подумают люди, если вдруг увидят. Я почти слышал, как в её голове крутятся мысли: «Только бы никто не посмотрел сюда... Только бы не заметили...»

Её руки дрожали, в глазах стояли слёзы. Она сжалась, будто пыталась исчезнуть. Было очевидно: это для неё не просто движение, а настоящая пытка. Она подцепила большими пальцами резинку своих простых белых хлопковых трусиков и спустила их вниз по бедрам, переступая с ноги на ногу. Она протянула мне маленький кусок ткани.

Я взял эту все еще теплую ткань и запихал в карман джинсов, не отрывая от девушки взгляда. Моя вторая рука скользнула под её платье, и моя ладонь двинулась вверх по внутренней стороне бедра. Её глаза округлились, но она не пошевелилась. Там, в самом сокровенном месте, я нащупал мягкие кудрявые волоски. Я притянул Катю к себе и поцеловал её — долго, нежно, так, как не целовал никогда прежде. Она ответила на поцелуй с такой страстью, с таким отчаянием. Её тело дрожало в моих объятиях, и я понял: она ждала этого момента. Ждала так долго, что едва не потеряла сознание от нахлынувших чувств.

Мой средний палец нащупал мягкую, податливую плоть под сарафаном. Горячая влага мгновенно покрыла мой палец. Сдавленный стон сорвался с ее губ, когда я прижался к ее щелке. Катя вздрогнула, ее бедра непроизвольно дёрнулись навстречу моей руке. — Алексей... — выдохнула она.

— Заткнись. — Сказал я и надавил сильнее, обводя набухший бугорок ее клитора. — Это твое доказательство, помнишь? Так ты доказываешь свою любовь. Позволяя мне пользоваться этой волосатой пиздой, когда и как я захочу.

Общественное место, мои резкие слова, мои грубые прикосновения — все это создавало взрывоопасную смесь. Ее голова откинулась назад, стон застрял в горле. Я ласкал ее пальцами: мой большой палец сильно давил ей на клитор. Она была такой горячей, такой тугой, ее внутренние мышцы сжимали мои пальцы, словно в отчаянном кулаке.

— Пойдем. — Сказал я приказным тоном.

Я решительно взял Катю за руку и повёл к своему дому. Она шла молча, опустив голову. Когда мы вошли в квартиру, я закрыл дверь и развернулся к ней. Её лицо всё ещё пылало от смущения после того, что произошло в парке. Я молча указал на центр комнаты, и она послушно встала туда, словно маленькая девочка, ждущая наказания. А сам я сел на диван и включил телевизор. На экране начался финал Лиги чемпионов — матч, который я так ждал. Звук был приглушён, но шум толпы на стадионе всё равно доносился до нас.

— Снимай сарафан, — произнёс я холодным тоном.

Она замялась, нервно сглотнув. Её пальцы дрожали, когда она взялась за подол лёгкого сарафана. Я видел, как тяжело ей даётся это решение, как борется она с собственным стыдом и желанием доказать свою любовь.

Катька всё ещё стояла, обхватив себя руками. Её грудь поднималась и опускалась от тяжёлого дыхания. Я наблюдал за ней краем глаза, чувствуя, как внутри нарастает напряжение.

— Я жду, — бросил я, не отрывая взгляда от матча.

Она наконец решилась. Медленно она сдвинула бретельки сарафана с плеч. Ткань скользнула вниз, открывая её обнажённое тело. Единственным, что осталось на ней, были те самые белые носочки, в которых Катька выглядела так невинно.

Когда сарафан скользнул вниз по её телу, я замер, не в силах отвести взгляд. Передо мной стояла Катька — обнажённая, если не считать белых носочков, которые так шли к её стройным ногам.

Её кожа казалась сейчас особенно нежной и гладкой. Лёгкий загар придавал её телу особый шарм, а естественные изгибы притягивали взгляд. Грудь была небольшой, но идеальной формы, с розовыми сосками, которые сейчас затвердели от волнения.

Талия оказалась настолько тонкой, что, казалось, её можно было обхватить двумя руками. Плавные линии бёдер переходили в длинные, стройные ноги, которые она так старательно прятала под сарафаном всё это время.

Я заметил, как нервно она обхватила себя руками, пытаясь прикрыться, но это только подчёркивало красоту её фигуры. Её живот был плоским, с едва заметными мышцами, а лобок украшал рыжий кустик кучерявых волос.

В этот момент она казалась такой уязвимой и одновременно такой желанной. Её смущение только усиливало очарование, а то, как она стояла, опустив голову и краснея, делало её ещё более привлекательной.

Я невольно отметил, как гармонично сложено её тело, как правильно распределены все пропорции. Она была не идеальной в классическом понимании, но именно эта естественность делала её особенной.

Её грудь слегка вздымалась от тяжёлого дыхания, а соски, словно отвечая на мой взгляд, становились всё более чувствительными. Я видел, как она борется с собой, как пытается справиться со стыдом, и это только усиливало моё влечение к ней.

— Что стоишь, иди ко мне и сделай мне хорошо. — произнёс я холодным тоном.

Катя, словно в трансе, сделала шаг вперёд. Её ноги подкашивались, но она старалась держаться прямо. Она подошла ближе, её взгляд был опущен. Я откинулся на диване, наблюдая за ней. Её руки всё ещё пытались прикрыться, но я резко произнёс: — Я хочу видеть всё.

Катюха замерла, потом медленно опустила руки. Её соски затвердели ещё сильнее, а щёки пылали ярким румянцем. Я видел, как она пытается справиться с волнением, но её тело говорило само за себя. Я чувствовал, как в ней борются противоречивые эмоции.

— Пососи хуй, — приказал я и перевёл взгляд на телевизор.

Её обнажённое тело напряглось. Она медленно опустилась на колени. Её руки дрожали, когда она потянулась к ширинке моих джинсов. Катя возилась с пуговкой и молнией так долго, что я уже начал терять терпение.

— Давай же, Кать, — прорычал я, наконец глядя на неё сверху вниз. — Или ты передумала доказывать?

— Нет! Нет, я... — её пальцы наконец справились, и она стянула джинсы вместе с трусами мне до колен. Мой хуй напряжённо вздрогнул, оказавшись на свободе. Катя застыла, её глаза расширились от удивления. Её пальцы, всё ещё дрожащие от волнения, нерешительно обхватили мой член. Она смотрела на него с каким-то детским любопытством, словно это была неведомая ей прежде вещь. Катя осторожно провела рукой вверх-вниз, но движения были неловкими, неуверенными.

Она сделала глубокий вдох и наклонилась ниже. Её губы, мягкие и влажные, коснулись головки моего члена. Это было нерешительное, робкое прикосновение, больше похожее на поцелуй. Потом кончик её языка, маленький и горячий, лизнул меня снизу вверх. Стоны трибун с телевизора заглушили её сдавленный вздох.

Катя стояла на коленях, ее движения были неуверенными. Ее первые попытки были неуклюжими, одни робкие облизывания и нежные поцелуи с закрытыми губами в кончик члена. Это приводило в бешенство. Застонав от нетерпения, я запустил руку в ее мягкие каштановые волосы, крепко сжимая их в кулаке. Она захныкала, издав тихий, жалкий "ай", который только еще больше разозлил меня.

— Открой свой гребаный рот, - прорычал я и потянул её голову на себя. Катька вскрикнула от неожиданности, но звук заглушил мой член, глубоко вошедший в её горло. Она забилась, пытаясь отстраниться, её глаза наполнились слезами, но я крепко держал её, не позволяя вырваться.

— Успокойся, — грозно заорал я, глядя в её испуганное лицо.

Я медленно начал двигать её головой, заставляя рот скользить по моему члену. Слёзы текли по её щекам. Звуки, которые она издавала, были приглушёнными, но возбуждали меня ещё сильнее. Тело Катьки содрогалось, но она не сопротивлялась, позволяя мне использовать её рот так, как я хотел. Её руки лежали на моих бёдрах, впиваясь пальцами в мою кожу. Катька мне подчинилась.

Я чувствовал, как нарастает волна внизу живота, жаркая и неизбежная. Мои пальцы крепче впились в её волосы.

— Кончаю, — прохрипел я, в последний раз резко вгоняя себя в её сжатое горло.

Катюха замерла. Я вынул член из её рта, и горячие, густые струи спермы брызнули ей на лицо. Она инстинктивно зажмурилась, но я не останавливался, продолжая кончать. Очередная порция спермы попала ей на язык и нёбо. Наконец, я отпустил её волосы, и Катька отпрянула, давясь и кашляя, с каплями моей спермы на губах и подбородке. Она выглядела абсолютно использованной, униженной и невероятно сексуальной с моим соком на её веснушчатом лице.

Теперь лижи мои яйца, — скомандовал я, меняя позу на диване, чтобы дать ей доступ, не отрывая глаз от экрана.

Она, всё ещё тяжело дыша, послушно склонилась снова. Её маленький, тёплый язык принялся ласкать мою мошонку. Это было неумело, но усердно. Катюха облизывала, посасывала, заглатывала, стараясь, как могла. Я рассеянно трепал пальцами её волосы, наблюдая за футбольным матчем.

Судья назначил дополнительное время, а другая моя потребность дала о себе знать. Захотелось в туалет, но не хотелось пропускать концовку тайма. Я посмотрел на Катьку, ее щека покоилась на моем бедре, а робкий язычок медленно скользил по моей мошонке. В голову пришла идея.

— Открой рот, — сказал я.

Она отстранила голову, моргая широко раскрытыми глазами, блестящая ниточка слюны все еще тянулась от ее нижней губы к моим яйцам. Я поерзал на диване и положил свой хуй в открытый рот.

Катюха безоговорочно мне доверяла. Эта мысль вызвала у меня внутренний трепет. Я запустил руку в её копну волос и притянул к себе. На лице Кати мелькнула растерянность.

Мой хуй дёрнулся, и горячая струя вырвалась наружу, ударив в горло. Её глаза расширились от удивления, и она попыталась отстраниться. Но я крепко держал её за затылок, не давая ей вырваться. Жёлтая влага лилась неудержимо, пенясь и булькая, заполняя её рот, усиливая ощущение власти.

— Глотай, — прошипел я. — Не смей пролить ни капли.

Её горло судорожно сжалось, пытаясь принять неизбежное. Я чувствовал пульсацию мышц в такт потоку. Она сидела на коленях и пила мочу, её горло ритмично сокращалось, проглатывая терпкую солёную жидкость.

Звук был непотребным: утробно-булькающий, смешанный с её испуганным прерывистым дыханием. Она пила меня. Всего меня. Абсолютная власть над ситуацией дарила невиданное удовольствие — куда глубже обычного оргазма. Поток наполнял девушку, пока не иссяк окончательно, я стряхнул последние капли ей на язык и отпустил Катюху.

Она снова опустилась на корточки, сильно кашляя, ее тело содрогалось. Одинокая слезинка прочертила четкую дорожку по следам моего прежнего облегчения, все еще остававшимся на ее щеке. Она выглядела использованной, и это было самое прекрасное, что я когда-либо видел.

Я снова натянул джинсы: — Сегодня ты доказала свою любовь, — сказал я небрежно, как будто только что прокомментировал погоду. — Но любовь не разовый продукт. Тебе придется доказывать свою любовь каждый день. А теперь иди в душ. От тебя воняет.

К моему удивлению, на губах Кати появилась ошеломленная улыбка. Это была не счастливая улыбка, а улыбка глубокого, извращенного удовлетворения. Она прошла испытание. Она кивнула и вскочила на ноги, ее обнаженное тело выглядело маленьким и уязвимым, когда она побежала в ванную. А я продолжил смотреть матч.

Катька вернулась, когда начался второй тайм. Её кожа пахла моим гелем для душа, рыжие кудри были мокрыми и тёмными. Она стояла, ожидая следующей команды, всё такая же голая, только теперь чистая.

— Сядь на диван. И раздвинь ноги, — сказал я.

Катюха повиновалась без единого слова, откинувшись на подушки, и застенчиво развела бёдра. Я перевёл взгляд с экрана на неё. Её киска была такой, какой я её ощущал в парке: лохматой, рыжеватой, невинной. Я провёл пальцем по щёлке, и Катюха вздрогнула.

— Ты никогда не делала этого раньше? — спросил я, вглядываясь в её смущённое лицо. Она молча покачала головой.

Девственница. Мысль пронеслась яркой вспышкой. И вместо того чтобы грубо войти в неё, мне захотелось другого. Захотелось увидеть, как она извивается от того, что никогда не испытывала.

Я опустился на колени на пол между ног девушки. Её дыхание остановилось, когда я притянул Катю за бёдра к самому краю дивана, к своему лицу. Она ожидала боли. Она приготовилась к ней.

У меня не было намерения причинять ей боль. Только не сегодня. Я уткнулся в её влажную киску, и мой язык лизнул её целиком, снизу вверх.

Катька охнула. Её руки вцепились мне в волосы. Я погрузился в неё. Я ел её, как голодный зверь. Мой язык водил круги вокруг её напряжённого клитора, затем впивался в него, затем спускался ниже, вгонял в её узкое, дрожащее отверстие. Она была солёной, сладкой и чистой. Её бёдра дёргались, она стонала, её пальцы сжимались и разжимались в моих волосах. Она что-то бормотала, какие-то несвязные мольбы, но я не останавливался.

У неё был чистый и глубокий, истинно женский вкус — мускусный, сладкий, принадлежащий только ей. Катькины руки взметнулись к моим волосам, но не для того, чтобы оттолкнуть меня, а чтобы вцепиться в меня, запутавшись пальцами в прядях.

Я лизал, ощупывал и исследовал ее своим языком, исследуя каждую складочку, каждый скрытый бугорок чувствительной плоти. Я обвел ее клитор самым кончиком языка, чувствуя, как он затвердел и превратился в маленький камешек под моим вниманием. Ее дыхание превратилось в прерывистые всхлипы надо мной. Ее хватка на моих волосах усилилась, стала болезненной.

— Леха... — простонала она, непроизвольно дернув бедрами.

Я просунул в нее свой язык, трахая ее им, чувствуя, как невероятно тугое, бархатистое тепло ее девственного влагалища сжимается вокруг пустоты. Теперь Катька стонала непрерывно. Ее спина выгнулась дугой, а маленькие груди устремились к потолку. Я вернулся к ее клитору, нежно втягивая его в рот и безжалостно проводя по нему языком.

Я чувствовал, как ее тело сжимается все сильнее и сильнее, словно пружина, которая вот-вот лопнет. Ее бедра сильно дрожали по обе стороны от моей головы. Ее стоны превратились в крики.

Оргазм поразил ее судорогой. На секунду, от которой замирало сердце, все ее тело напряглось, дыхание остановилось, прежде чем она взорвалась. Поток влаги хлынул мне в рот, когда ее влагалище снова и снова сокращалось вокруг моего языка. Она извивалась подо мной, ее пятки впивались мне в спину, а руки прижимали мою голову к себе, пока она преодолевала сокрушительные волны своего самого первого оргазма.

Когда последняя дрожь наконец утихла, она совершенно обмякла, словно лишилась костей. Ее руки соскользнули с моих волос и упали на подушки. Единственными звуками в комнате были ее прерывистое, измученное дыхание и слабое бормотание телевизора.

Я поднялся, вытирая рот тыльной стороной ладони. По телевизору прозвучал финальный свисток. Я посмотрел на охваченное эйфорией тело Катьки, распростертую на моем диване, и сказал: — Хорошая девочка, сегодня будешь спать здесь. Со мной...